Ее лицо стало пепельно-серым, рот недоверчиво скривился.
— Я н-не верю тебе, — прохрипела она.
— А ты поверь, — безжалостно ответил он и мстительно добавил:
— Свяжись со своим банком завтра, если не веришь мне. Попробуй найти деньги, чтобы оплатить счета, и тогда посмотрим, поверишь литы мне!
Абигейл чувствовала себя так, будто шла по натянутому канату: одно неверное движение — и все будет кончено! Но должен же быть свет в конце этого темного туннеля, должен быть!
— Даже если все, что ты говоришь, правда, — сказала она, хватаясь за соломинку, — ты забываешь, что еще остались драгоценности моей матери. Это целое состояние. Я могу продать их.
— Можешь ли? — мягко возразил Ник.
— Да, черт возьми, могу!
— Ты уверена?
— О, я ненавижу тебя, Ник Харрингтон! — разбушевалась Абигейл. — Ты просто наслаждаешься каждой минутой, издеваясь надо мной, правда?
Она не стала дожидаться ответа. Выбежав из комнаты, будто все черти ада гнались за ней по пятам, Абигейл снова взлетела вверх по лестнице, только на этот раз направилась в спальню, которую раньше делила с Орландо.
Она не была в этой комнате почти год. Дух запустения сделал свое дело: некогда прекрасная спальня выглядела теперь тусклой и безрадостной. Комнатой редко пользовались, воздух был спертым и затхлым. Абигейл готова была даже увидеть паутину, покрывающую роскошные портьеры вокруг кровати, как в сцене из «Больших ожиданий» Диккенса.
Дрожа, она присела, чтобы открыть сейф в стене, и холодными как лед руками нерешительно набрала код. Дверца распахнулась с коротким щелчком, и Абигейл уставилась в открывшийся сейф, не веря своим глазам.
Вскрикнув, она начала шарить замерзшими пальцами по холодному металлу, будто могла каким-то чудом наткнуться на шкатулку сандалового дерева с бриллиантовыми кольцами и изящным сапфировым набором, который Филип подарил ее матери в день их свадьбы. И со всеми остальными сверкающими дорогими памятными подарками, которые ее мать так любила!
Исчезло, все исчезло! Подлец, должно быть, продал их скопом!
Правильно это или нет, но Абигейл всегда полностью полагалась на свое богатство, ведь у нее не было ни семьи, ни профессии. Деньги были тем краеугольным камнем, на котором и была основана ее жизнь. Теперь же у нее возникло такое чувство, будто из-под ног выбили почву. Она не знала, найдет ли силы, чтобы снова подняться на ноги.
Когда до Абигейл дошел весь ужас происходящего, колени подогнулись, и, дрожа, она опустилась на пол, не желая ничему верить. Перед глазами расплывался туман, и она начала повторять, снова и снова, умоляя, словно обезумела:
