Погода поворачивала на ясень. В небе сверкали крупные августовские звезды, и уже можно было различать на дороге лужи.
«Что же это я сегодня всех жалею? — вдруг разозлился на себя Ананий Егорович. — Председатель ты колхоза или заведующий богадельней? Нет, к черту! Одного пожалеешь, другого пожалеешь, а кто работать будет?»
Было еще одно место, куда по субботам заглядывали мужики, — чайная. И он отправился в чайную.
В комнате светло. И солнце. Много солнца.
Да не приснилось ли ему это? Он провел ладонью по лицу. Ладонь была мокрая от пота.
— Лидия!
Ни звука в ответ. Он вскочил с постели, в одном белье выбежал на другую половину.
Никого. На столе записка: «Пошла с ребятами в лес».
Он взглянул на стенные часы, и у него глаза буквально полезли на лоб. Двадцать минут двенадцатого! Не может Оыть! Он кинулся в спальню. Его ручные часы показывали, двадцать пять двенадцатого.
Он схватился за голову, застонал. Вот тебе и воскресник, вот тебе и силос…
Выбежав из дома, Ананий Егорович хотел было идти ладами, но тут же отбросил эту мысль. Чего уж финтить.
Кто не знает теперь, что председатель отлеживался с похмелья?
Блестят залитые солнцем лужи. Собственные шаги, как набат, отдаются в его ушах. А деревня будто вымерла.
Даже мальчонок не перебежит улицу… Все ясно. Все укатили в лес. Вот теперь-то его песенка спета.
«Посмотрите, товарищи, на этого горе — председателя, — скажет секретарь райкома на бюро. — Партия доверила ему передовой участок, дело, которое является общенародным в данный момент. А он что сделал? Пьянство развел…»
И чем будешь оправдываться? Зубы, дескать, лечил?
Внезапно до его слуха долетел натужный вой машины. Он остановился, прислушался. Машина выла внизу, где-то у колхозной конторы.
Он выбежал на пригорок и вот что увидел: от полевых ворот с огромным возом сена ползет машина, а там, на лугу, за озериной, люди. Сплошь люди. С граблями, с вилами. Бегают, загребают сено, укладывают на телеги.
Он ни черта не понимал. Неужели все это сделал Исаков? Да, только он. Больше некому. Приехал, наверно, вчера поздно вечером из райкома и давай рвать и метать.
И все это в то время, как он пьянствовал в чайной…
Из кабины подъехавшей машины выскочил Васька Уледев — рожа в испарине, белозубый рот до ушей:
— Ну и дела, председатель. Осатанел народ! Меня бабешки из постели выволокли. Вот что значит тридцать процентов!
— Тридцать процентов? — глухо спросил Ананий Егорович.
— Ну как же! Сами же вчера сказали.
