— Да их еще дома нету. Из армии едут.
Раздался дружный смех. Молодец Мерзлый! Посадил секретаря в лужу. Не все нашему брату шишки получать.
Подрезов тоже рассмеялся — всех покрыл своим басом, — а потом сказал:
— А я и не знал, что ты артист, Мерзлый. А ну-ка, возьми себе на заметку: двадцать пятого октября на бюро райкома. Посмотрим, посмотрим, какие у тебя артистические данные.
— Евдоким Поликарпович, да я, ей-богу, серьезно. Едут. Письма от обоих есть.
— И я серьезно. Записал? Ну вот, готовься к смотру.
Анфиса закусила губу: ее черед. Нет, Подрезов перемахнул сразу через пять колхозов. На Сидорова-старика навалился.
— Да, да, Сидоров у телефона. — Голосок писклявый, тоненький, еле слышно. Самый верхний колхоз у Сидорова.
— Сколько, спрашиваю, в лес за неделю вывел?
— Слушаю, слушаю, — опять по-козлиному заблеял Сидоров.
— Матюшин, — сказал после короткого молчания Подрезов. Это относилось к председателю ближайшего от Сидорова колхоза. — Съезди завтра к старому хрену. Скажи, чтобы на бюро ехал. Мы ему прочистим уши. Так и скажи.
— Хорошо, Евдоким Поликарпович, скажу.
Из отчетов председателей Анфиса поняла, что в других колхозах дело с выходом людей на лесозаготовки обстоит не лучше, чем у нее, а в некоторых колхозах даже хуже, и она уж было подумала: ну, кажется, сегодня отсидится за чужими спинами. Не отсиделась.
— Минина, — голос Подрезова приподнял ее с табуретки, — докладывай.
— Пятерых за эту неделю послала.
— Так. Значит, у тебя теперь в лесу сколько? Тридцать один? — Подрезов все знал и помнил, что касалось леса. Да, по правде сказать, и кто когда придавал значение северным колхозам? Лес, лес давай, а уж как ты там справишься с севом, с сенокосом и прочими делами — это твое дело.
— Да, тридцать один, — подтвердила Анфиса.
— А по плану?
— Сорок пять, — упавшим голосом сказала Анфиса.
— Ну и что же?
— Да где их взять-то, Евдоким Поликарпович?
— А ты поищи, поищи хорошенько. — Старый, излюбленный совет Подрезова.
— Да уж искала. И я искала. И ваш уполномоченный целую неделю искал.
— Нет, значит людей?
— Нету.
Подрезов басовито рыкнул, прочистил горло:
— Возьми карандаш. Взяла? Пиши. Первое: Репишная Марфа Павловна! Есть такая?
— Евдоким Поликарпович, да как же ее посылать? У человека годы на исходе и грыжа в обоих пахах.
— А грыжу-то где она нажила? Не с попом ли?
На проводе прыснул смех.
— Кому это там весело? Тебе, Новиков? Потерпи маленько. Скоро уж твоя очередь.
Смех сразу погас.
