— Володька, ты бы свою Пуху пожертвовал, а то хороших собак переводят.
— Для науки… — захихикал Колька.
Нет, не вышел номер. Кривой Игнат давно уже раздувал свои старые мехи — тяжко, старательно, словно и во сне продолжал махать косой. Тихо, невнятно что-то бормотал себе под нос вечно молчаливый Егор, — людей послушать, так это он разговаривать учится. Кто его знает, может, перед смертью и разговорится. Вскоре сон подкатил и к остальным.
Володька встал тихонько, вышел на волю.
Густой туман заволок вес кругом. От росы щиплет босые ноги. На огневище чуть-чуть тлеют головешки.
Заслышав шаги хозяина, из-за угла тотчас же выпорхнула Пуха, теплая, с былинками сена в шерсти. Она лизнула Володькины ноги и робко и заискивающе подняла к нему лисью мордочку с черным пятачком.
Володька долго разглядывал се. Потом он достал из кармана веревочку, присел на корточки.
Пуха съежилась.
— Стой как следует, — с угрозой прошипел Володька.
Подросла ли сколько-нибудь? Не поймешь. Вроде и подросла, а вроде и нет. Во всяком случае, узелок на веревочке, как и три дня назад, по-прежнему тонул в Пухиной шерсти.
Утром проспали — обычная история, когда к избе приезжает свежий человек. Пока умывались внизу, на речке, кипятили чайники, солнце съело росу. Чаи пили второпях — вот-вот, с минуты на минуту, подгонит лошадей Володька. Но напились чаю, прибрали посуду, а Володька не появлялся. Где Володька?
Стали кричать на разные голоса: «Володька, Володька!» — ответа не было.
— Порядочки, — покачал головой Кузьма.
Всем понятно было, почему нервничает Кузьма. Другим только спуститься под гору, перейти речку, и пожня, а ему надо попадать на Шопотки, куда и без машины не каждый заедет.
— Николай, — сообразил наконец Никита, — бежи за лошадями.
Колька вскоре вернулся верхом на гнедухе.
— Нету лошадей — ушли! — весело, точно радуясь, отрапортовал он.
Кузьма побагровел:
— Как нету? Я же ему что сказал? Связать?
— Ну да, там и веревками-то не пахло.
— Ах, сукин сын, сукин сын! Навязали мне ирода на шею. Николай, выручи…
— Ладно, — Колька покровительственно кивнул бригадиру. — Лошади сейчас будут.
Но что это? Бах, бах…
— Вот он, дьяволенок, — торжествующе сказал Никита, указывая рукой на лес. — Ружьичишком забавляется, а мы жди…
Поднялась страшная ругань: сколько еще терпеть? До каких пор этот прохвост будет измываться над ними!
В трудколонию его-там живо шелковым сделают… Да, многое прощали Володьке: сирота, без отца растет. Но должен же быть предел!
