— Да, папа. Я обещаю.
Я поцеловал его. Я не целовал отца с тех пор, как мне исполнилось восемь лет, и теперь снова сделал это. И быстро уехал, смущенный и растерянный.
День был пасмурным. Моросил дождик. Я заскочил на заправку, наполнил баки и проехал по городу, отмечая местоположение домов остальных семи жертв. Двое жили в студенческих общежитиях Калифорнийского университета, называвшихся Дикстра и Спраул. Не знаю, были ли эти парни знакомы друг с другом. Может быть. Один числился ассистентом преподавателя, другой — музыкантом. Еще один жил вместе с соседом (любовником?) в дешевой квартирке на Мэлроуз, в нескольких минутах ходьбы от моего дома. Впрочем, в Лос-Анджелесе нет такого понятия «ходьба пешком». Если между входом в ваши квартиры находится больше чем две двери, вы садитесь в машину.
Следующий парень жил у черта на куличках, в Азусе, туда долго ехать даже по скоростной дороге. Еще один — на северном конце долины Сан-Фернандо. Все эти нежные мальчики, слишком одинокие, чтобы адаптироваться в тех местах, где они живут, проезжают по двадцать — тридцать миль, чтобы постоять в грязном зеленом дворике — вместе с такими же женственными и ласковыми мальчишками.
Тут в моей голове что-то щелкнуло. Словно никелевая монетка провалилась в автомат с содовой. Одно из тех небольших озарений, которое объясняет все. У них период полового созревания. Взросление. Первое свидание, первый поцелуй, первая возможность подержаться руками за нечто особенное. Препятствия, отсрочки, долгие дни нереализованных желаний… В то время как другие веселятся на празднике жизни, ты притворяешься, жмешься, сдерживаешься, своими руками лишаешь себя удовольствия… Но в конце концов непременно, обязательно ты находишь место, где можешь попробовать все запретное. Это опьяняет, волнует, кружит голову. Да. Вот почему они едут так далеко. Гормоны. Феромоны. Называй как хочешь. Единственный яркий лучик в темноте. Они не могут остановиться. Это их дом — единственное место, где они могут быть собой.
О'кей. Теперь вычислить бы хищника…
Когда я подъехал к дому, морось в воздухе превратилась в настоящий ливень. У дверей сидел Мэтт, обхватив руками колени. Рядом с ним валялся полупустой рюкзак. Мэтт вскочил на ноги, глядя на меня с надеждой и испугом. Он был очень взволнован, взъерошен и к тому же промок до нитки. Одна красная отметина красовалась у него на лбу, другая — на шее.
— Ты в порядке?
— Я не нашел ключ…
