Иногда поездка в гости к старому университетскому приятелю Холлу-Стивенсону, владельцу соседнего замка Скелтон, нарушает привычный строй уединенной, созерцательной жизни Стерна и дает ему необходимую разрядку. Холл-Стивенсон, дилетант-литератор, сочинитель "Макаронических басен" и "Сумасшедших рассказов" (по аналогии с которыми он и свое жилище переименовал в "Сумасшедший замок"), был одним из тех "эксцентриков", которыми так богата Англия конца XVIII века. Собиравшийся в его замке кружок веселых собутыльников (к которому принадлежал и Стерн) принял шуточное прозвище "демониаков": можно догадываться, что их вольные беседы и не менее вольные забавы были весьма далеки от благочестивой англиканской ортодоксии.
Но главное, чем жил Стерн в долгие десятилетия своего уединения в Саттоне, - это были книги.
Он штудировал богословов и отцов церкви, всегда готовый с лукавой усмешкой подметить и запомнить впрок каждый забавный абсурд или разноголосицу в их велеречивых рассуждениях, а одновременно внимательно изучал и светских философов своего века. "Опыт о человеческом разуме" Джона Локка, отца европейского Просвещения, был его настольной книгой. Но его подлинной отрадой были труды великих гуманистов Возрождения - "дорогого моего Рабле и еще более дорогого Сервантеса", которых он так тепло помянет в "Тристраме Шенди". Он любил и Шекспира, у которого нашел для себя образ-маску - Йорика, человека бесконечной шутливости и нежного сердца... А наряду с этим он зачитывался и эссеистами XVII столетия - мудрыми и скептическими "Опытами" Монтеня и "Анатомией меланхолии" Бертона - этим гигантским сводом анекдотов, преданий и размышлений о всевозможных причудах и странностях человеческой природы. Превосходно знал он, конечно, и книги своих современников, английских прозаиков XVIII века. Все это переплавленное, переосмысленное - вошло в плоть и кровь "Тристрама Шенди".
Произведение Стерна глубоко уходило своими корнями в почву реалистических традиций английской и мировой литературы. И вместо с тем оно представляло собой акт открытого неповиновения традициям. Роман Стерна был и похож, и демонстративно непохож на все романы, которые под разными наименованиями - "Жизни и удивительных приключении...", "Похождений..." или "Истории..." такого-то героя или героини - предлагали читателям Дефо, Ричардсон, Фильдинг и Смоллет. Недаром и озаглавлен он был по-новому "Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентльмена": это неожиданное словечко "мнения" уже возвещало новый оборот, который Стерн придал повествовательному жанру.
