«Пауло избороздит весь мир!» — говорил он, прощаясь с соседями.
Поль мира не избороздил и не вернется. Едва видная на карте точка — Сайгон. Там, на военном кладбище, лежит Поль. Точка поставлена рукой матери.
Авианосец «Диксмюд», корабль-призрак, все кружит и кружит по Средиземному морю. Ему негде пристать.
«РАДИ ВАШИХ МИЛЛИОНОВ ВЫ ЖЕРТВУЕТЕ НАШЕЙ ЮНОСТЬЮ…»
Юг Франции. Военный порт Тулон. Жандармский патруль неторопливо обходит свой квартал. Город — работает ли он, погружен ли в сон — всегда под неусыпным надзором. Нельзя и получаса пробыть на улице, чтобы не встретиться с патрулем. Жандармы провожают вас взглядом.
От внимания патруля не укрылось, как три моряка проскользнули в узкую улочку и затерялись. Ничего необычного в этом нет, но моряки запомнились жандармам. Спустя четверть часа патруль двинулся назад. На углу узкой улочки жандармы подобрали несколько листовок. Они доставили их морскому коменданту Тулона. Комендант проявил признаки острого беспокойства.
Так начинается дело моряка Анри Мартэна. Окончится оно через несколько лет.
«Теперь мы яснее, чем когда-либо, видим, что из-за бесчестного торгашества нас посылают умирать во Вьетнам. И у вас хватает наглости говорить о национальном достоянии.
Ради ваших миллионов вы жертвуете нашей юностью.
Настоящая честь республиканской армии состоит в том, чтобы не грязнить себя больше в борьбе против народа Вьетнама».
Так написано в одной листовке.
А в другой мы читаем:
«20 тысяч молодых французов убиты.
Убиты десятки тысяч молодых вьетнамцев.
Десятки тысяч больных, раненых, калек.
141 миллиард франков растрачивается ежегодно.
Чтобы покончить с этой грязной войной, верните экспедиционный корпус».
Обе листовки коротки, под каждой подпись — «Группа моряков».
В середине марта была арестована группа моряков, среди них Анри Мартэн, помощник механика с опытной станции, где проверяется качество разных видов горючего.
Всех, за исключением Мартэна, вскоре выпустили. Мартэна заключили в тулонскую военную тюрьму.
Лет полтораста стоит военная тюрьма в Тулоне. Времена меняются, но ничто не меняется в этой тюрьме. Город вырос, город вплотную приблизился к ней, но за старыми стенами — все тот же режим. Бывает, что человека, проведшего за этими стенами год, под руки выводят за ворота — ноги отказываются служить ему.
Но есть еще особый режим, удвоенная каторга. С первого дня заключения Мартэн испытывает на себе всю жестокость особого режима. Следователь чувствует в нем большую моральную силу. Ее надо сломить — лишь тогда арестант начнет говорить именно то, что нужно суду. Как же сломить эту волю, эту силу?
