— Галя!.. Галка!.. — прошептал он.
В коридоре раздались крики и топот. Потом команда строиться и снова тишина.
Гриша, продолжая держаться за рамы решетки, повернул лицо к нарам.
Говорить было больно: в легких что-то обрывалось, и начинался кашель с кровью. Но Гриша все же решил заговорить. Заговорить как можно спокойнее, увереннее, чтобы никто не подумал, что он, русский, смирился перед врагами, боится смерти.
— Товарищи! Это за нами… на расстрел…
Гробовое молчание.
— Уговор: не хныкать перед смертью… А то эти гады будут торжествовать.
— Мы… будем петь, — ответил Лонгавер. — Будем петь «Интернационал».
— Петь… петь… — шептал Гриша, чувствуя, что сейчас раскашляется.
* * *
Божена проснулась от громкого, настойчивого стука в окно. Вскочила и прильнула к холодному стеклу. За окном, как тогда, в дождь, стоял Ёжо. Божена на цыпочках выбежала на кухню. Открыла дверь коридорчика.
— Входи! — шепнула в темноту.
— Я не один. Нас трое, — ответил Ёжо.
— Что ж не сказал — я не одета.
— Одевайся скорее и забирай все свое, — войдя в коридорчик, прошептал Ёжо.
— Почему? — испугалась Божена. — Ты с партизанами? Они хотят убить коменданта? Его нет дома.
— Знаем. Сейчас мы дадим ему сигнал — и он прибежит. Да одевайся ты быстрее!
— Торопись, Ёжо! — послышалось из-за двери. — Пора!
— Начинайте! — ответил Ёжо и спросил сестру, где жена коменданта и дети.
— Спят, — ответила Божена.
— Покажи, где они, я их выведу из дома… Ребята, действуйте!
* * *
Заключенные тихо, но дружно пели «Интернационал». Словаки на своем языке. Гриша по-русски. Кто-то в углу по-мадьярски.
В коридоре с грохотом распахнулась дверь. Послышался срывающийся голос полицейского:
— Горит дом пана коменданта! Все на пожар!
Крики команд. Осатанелый топот кованых сапог. Лязг оружия. Стук наружной двери комендатуры. Пение в камере заключенных оборвалось. В комендатуре наступила гробовая тишина.
А двор уже осветился заревом пожара. В камере стало так светло, что заключенные могли разглядеть недоуменные лица друг друга.
Вдруг где-то на краю местечка раздался винтовочный выстрел. Второй, третий. Потом, как простуженный пес, забухал шкодовский пулемет. Пулемет умолк, и почти сразу в коридоре комендатуры опять раздался топот ног. Вбежали, видимо, человек пять. Двое протопали в дежурку, и там послышались выстрелы.
В следующую минуту в дверях камеры загремели ключи. Дверь настежь распахнулась. На пороге с карманным фонарем в одной руке и пистолетом в другой появился Лацо.
