Совету чернокожих студентов явно недоставало глубины. Мы добились своего, и в кампусе создали класс, где преподавалась негритянская история, но больше мы ничего не смогли достичь. Я ходил на вечеринки и занимался всякой общественной деятельностью, но все это не имело для меня значения и не приносило подлинного удовлетворения.
Что же касается будущего, молодой человек с улицы имеет довольно хорошее о нем представление… Это такое будущее, в котором все теряет свои очертания, за исключением краха всех его надежд и материализации всех его страхов. Самое разумное, на что он может надеяться, — что эти вещи не придут в его жизнь слишком рано.
Эллиот Либоу. Угол Тэлли
Все, чем мы увлекались в кампусе, не имело никакого отношения к братьям из квартала. Не было ничего, что помогло бы им лучше понять условия их собственного существования. Я видел, как многие мои друзья так или иначе выбывают из жизни, а я хотел видеть совсем другое — как с ними происходит что-нибудь приятное. Они женились, в их семьях рождались дети. Впереди их ждала нескончаемая работа и счета, т. е. все то, что сполна довелось пережить моему отцу. Жизнь взрослого чернокожего напоминала труд на городской плантации, становилась своеобразной издольщиной наших дней. Ты работал, не разгибая спины, и всегда оказывался должен землевладельцу. Братья из Окленда трудились на совесть, получали зарплату, но не вылезали из долгов. Они были должны магазинам, которые обеспечивали их необходимыми средствами существования. Консультативный совет негритянских студентов, Движение за революционные действия, мусульмане и Ассоциация афро-американцев не предлагали чернокожим братьям и сестрам ничего конкретного, не говоря уже о программе, которая помогла бы им выступить против системы. Мне доставляло нестерпимые мучения быть свидетелем того, как братья идут по улице с тупиком в конце.
Уличные братья много значили для меня. Я не мог отвернуться от той жизни, которая была и моей тоже. У братьев выработалась непримиримая враждебность по отношению ко всем источникам власти. Эта власть лишала негритянскую общину человеческого лица. В школе «систему» представлял учитель. В квартале же к системе относилось все, что не было частью общины и не имело для нее позитивного значения. Друзья из квартала продолжали оказывать сопротивление этой власти, и я ощущал, что не мог позволить колледжу переделать меня, каким привлекательным ни было образование. Братья обладали чувством гармонии и общности. Мне было необходимо ощущать эти чувства, чтобы сохранить их в самом себе и не дать уничтожить их до конца разным школам и прочим институтам власти.
