Так я впервые оказался замешан в «криминальном» деле, хотя и до этого я мог спокойно поживиться плодами из чужого сада, разбить парковочный счетчик и выйти с набитыми карманами из соседского магазина, не заплатив. Впрочем, я никогда не оценивал свои действия как воровство или нечто противозаконное. Если я брал что-то просто так, то не считал, что беру какую-то вещь, которая нам не принадлежит. Мне казалось, это все действительно наше. Такое «воровство» было своеобразным возмездием.
Когда меня выпустили из арестного дома, школа в Беркли отказалась принять меня во второй раз по причине того, что мои родители проживали в Окленде. Пришлось возвращаться в Оклендскую техническую школу. Мои тамошние друзья и вообще все, кто меня знал, гордились тем, что я натворил в Беркли. Я действовал под давлением обстоятельств. Если бы я не отомстил за себя, то меня уважали бы куда меньше.
Дела в школе пошли на лад — хотя бы какое-то разнообразие. Разногласия с учителями мне стало улаживать немного проще, потому что я был удовлетворен своей жизнью за пределами школы. Приобретенная мной репутация драчуна отгоняла от меня волков. Кроме того, вслед за Сонни-мэном меня знали как хипстера, и мне это нравилось. Кое-кто звал меня «ненормальным», но чаще всего за глаза, поскольку обычно так называли моего отца. Лично у меня слово «больной» ассоциировалось с положительным образом.
Моя первая машина немало добавила к репутации «сумасшедшего». Отец отдал мне легковую машину, на кузове которой остались многочисленные следы после первой покраски. Мелвин прозвал автомобиль «серым тараканом». Мы набивались в машину до отказа и ехали кататься, искать девушек или зачем-нибудь еще. Друзья не очень-то любили мою манеру вождения. Из-за этого возникали споры и начинались драки. Но выбора у них не было, так как машин, на которых они могли прокатиться с ветерком, было раз два и обчелся. Порой я разгонялся по полной программе, мчался вдоль всего квартала и, доехав до поворота, со всей силы жал на тормоза. Парни с громкими криками вываливались из машины. Иногда драка разгоралась после этой моей «шутки». Если мы проезжали через железнодорожные пути и перед нами опускался шлагбаум, я объезжал его и ехал прямо через рельсы. Иногда у меня глох двигатель, и сразу после того, как рельсы оказывались позади, опять все пассажиры вылетали из машины, начиналась ругань и выяснение отношений на кулаках. После драки наша дружба становилась еще крепче, чем прежде. Друзья уважали меня, хотя и считали придурком. Я думал, что могу переиграть кого угодно и что угодно, и я никогда не упускал возможность лишний раз это проверить. Так как я всегда выходил победителем, вскоре я окончательно уверился в том, что способен обойти кого-нибудь непобедимого и могущественного, так же, как Давид победил Голиафа. Дошло до того, что, возгордившись, я вздумал, что смогу перехитрить саму смерть.
