— Это не ахинея. Ты же велел канонический текст — это и есть канонический. Единственный, который наизусть помню. Том тридцать восьмой, страница триста девяносто девятая.
— Откуда помнишь? — изумился Ангел.
Теперь Ильин заржал.
— Был случай, — сказал. — Я еще в старлеях гулял, летал на «двадцатипятках», а у нас в полку замполит был, дубина дубиной, как водится, где ты видел умных замполитов?..
— Я вообще никаких не видел, — быстро встрял Ангел. — Я при замполитах с тобой не знался, они тогда вместо меня хранителями числились…
— У него шпиономания была. Военная тайна, блин, рот на замке, письма перлюстрировал, сука, только что в ширинки не заглядывал. Выход в город — по его разрешению. А у меня любовь случилась как раз в городе, мне к ней хоть через день, а надо было. Ну, я эту цитатку и нашел — полдня рылся в Лукиче. И на политзанятиях — на голубом глазу, назубок. Он меня и полюбил страстно…
— Красивая история, — сказал Ангел. — И цитатка к месту. Не могу сдержать слезу… Но не тяни паузу: пять секунд прошло — завершай аншпрех, пока все в коме. Добей их, зайчиков.
Ильин еще раз оглядел слушателей, и впрямь почувствовав себя горланом-главарем, простым, как правда. Выбросил вперед руку с кепкой:
— Оглянитесь вокруг себя. Кто рядом? Друг? Враг? Вглядитесь ему в глаза. Все на посту! Удвойте бдительность…
И легко спрыгнул с фонтанного парапета, пошел в выбранную аллейку. И никто его не преследовал. Все на площади, удвоив бдительность, смотрели друг другу в глаза, ища в оных намек на подлое предательство и шпионство.
Все вышеописанное сильно напоминало сцену в дурдоме. Или скверно поставленную пьеску. Ильина все ж не оставляло смутное ощущение, что дурдомом здесь не пахло, а пьеска и впрямь была скверно поставлена. И что самое гнусное — Ильин так и не врубился, какая ж ему в этой пьеске роль уготована? Та, слова из которой он произнес только что? Вряд ли. Нет, Ильин подозревал, что вся эта фантазия дель арте была кем-то для чего-то придумана. Кем? Для чего? Для него, для Ильина? Не слишком ли сложно для простого котельщика? Не перегрузили ли композицию? Не слишком ли остраннили? И еще, главное: откуда всплыл в пошлой пьеске вопрос про самолет? Ангел удвоил сомнения:
— Сдается мне, это еще не конец. Сдается мне, что кульминация впереди. А там и до финала, даст Бог, добредем. Хорошо бы — не до смертельного.
— Типун тебе в рот, — ругнулся Ильин.
Он быстро шел по темной аллее, спешил пройти розарий, который в Этой жизни оказался крохотным луна-парком для малых детишек, кукольным городком, закрытым по случаю несезона. Ему было холодно, Ильину, он давно пришел в себя от какого-то странного дурмана — не в эскалопе ли, который он все же куснул пару раз, спрятан был дурман? — он жалел, что позволил Мальвине и ее маскам втравить себя в наипошлейшую историю, он печалился о крепкой и теплой куртке, забытой на вешалке в «Лорелее», о том, что ее не вернуть — не идти же за ней! — и придется покупать новую…
