Мы одновременно пожали плечами, посмотрели на часы и разбрелись по кроватям. У каждого из нас в эту минуту в первый раз закралось сомнение, что мы знаем, что делаем.
Зачем мы ехали именно на Алтай? Все очень просто — в прошлый раз там была сказка: жара, такая, что двигатели наших «Уралов» плавились, а Андрею приходилось привставать на подножках, чтобы ветер из—за щитка хоть как—то охлаждал разгоряченное лицо. Синее—синее небо над головой, такое глубокое и высокое, что и не верилось, простор ярко—желтых песков, рыжая степь, фиолетовые, сияющие снегом горы на горизонте. Нависающие над скалами ледники и кислотные зеленые озера в горах, серые, мутные реки на сверкающих, как лед, белых каменных ложах — это нельзя было забыть. Мы литрами пили сладкий грушевый напиток, на остановках Андрей учился играть на алтайском камусе, а по вечерам пили чай со здешним, душистым, таким, что сводило скулы от одного только запаха, медом. Мы вернулись тогда домой, объеденные миллионами комаров, обуглившиеся от близкого горного солнца, пропахшие горными травами и запахом бензина. Мы вернулись уже чуточку печальными, потому что знали — Алтай остался уже где—то далеко позади…
Наверное, мы поехали туда еще раз в надежде повторить сказку, еще раз почувствовать очарование, которым были охвачены оба целый месяц. Увидеть еще раз тот странный, песчаного цвета пик возле Ини, и белые пески Ташанты, и скалы над тусклым жемчугом Чуи… Мы уснули, убаюканные собственными мечтами, а над гостиницей всю ночь неслись и неслись черные, рваные тучи…
Глава четвертая
И не введи нас во искушение…
— Слышали прогноз погоды? — первым делом спросил Андрей утром у администраторши.
— Плюс десять—тринадцать, дождь, — не задумываясь, ответила она.
Мы с отчаянием смотрели за окно — дождя не было, но все вокруг было серо, мокро, тускло и неприглядно. Мы быстро, но весьма плотно позавтракали, оделись в просохшую одежду и, ловя на себе удивленные взгляды, снова перетаскали вещи вниз. Андрей подогнал мотоциклы со стоянки, и мы сначала смазали цепи, а потом навьючили наших лошадок. Все время нас критически разглядывали вальяжные, сытые «дачники». Они выходили из дверей кафе, сыто отрыгивая, ковыряясь в зубах кто зубочисткой, а кто и вовсе — пальцем, с презрением смотрели на грязные мотоциклы и заляпанные переметные сумки. Дамочек брезгливо передергивало, ведь они ненароком могли запачкать свои розовые брючки о наши сумки.
— Во придурки… — так и слышалось за нашими спинами, однако никто так и не решился сказать это вслух, так, чтобы можно было вызвериться в ответ.
