Хотя странная башня и вела себя самым неподобающим для каменного строения образом, дверь у нее была самая обычная – из толстых дубовых досок, сшитых потускневшими от времени бронзовыми скрепами. Каменную плиту перед самым порогом украшало неизменное для гостеприимного Полудня благопожелание входящему, выложенное цветными камушками. За порогом начиналась узкая винтовая лестница, освещенная косыми солнечными лучами, падающими из прорезанных в толще стен окошек. Кое-где на лестницу выходили двери – весьма загадочные, надо заметить. Среди них не нашлось бы и пары одинаковых. Решетчатые, сделанные из переплетенных бронзовых прутьев; деревянные, схваченные для крепости железными накладками; открытые арки, затянутые легкомысленного вида тканями или шнурами с нанизанными бусинами. Наконец, на самом верху имелось нечто вообще непонятное – проем, обрамленный вычурной рамкой чистого серебра. Внутри, не смешиваясь, переливались синий и фиолетовый цвета, будто капли масла, скользящие по поверхности воды.
Ступеньки приводили в просторную круглую комнату, шагов двадцати в поперечнике, занимавшую весь верхний этаж. В поднимавшихся от пола до выгнутого изящным куполом мозаичного потолка высоких окнах трепетали прозрачные занавеси. Пробиваясь сквозь цветные шелка, солнце наполняло комнату множеством разноцветных отблесков, делая помещение ярким и радостным.
Вернее, пытаясь сделать. Настроение комнаты обычно соответствовало состоянию духа ее обитателя, а сегодня таковое оставляло желать лучшего. Все свидетельствовало о том, что верхний зал Башни целеустремленно и яростно пытались разнести вдребезги, используя любые попадавшиеся под руку предметы.
На мраморном полу, составленном из перекрещивающихся окружностей всех цветов радуги, блестели осколки разбитых зеркал и обращенных в пыль хрустальных и фарфоровых безделушек. В воздухе над грудой вспоротых подушек медленно кружили легкие перышки. Под черепками расколотых вдребезги кувшинов, брошенных в стены или шваркнутых об пол, расплывались липкие винные лужицы. Возле одной из них брюхом вверх вытянулось длинное мохнатое тельце хорька, слабо перебиравшего в воздухе лапами и блаженно повизгивавшего – животное, судя по всему, было мертвецки пьяно. Десяток его собратьев шумно носился туда-сюда, с треском гоняя по мрамору округлый граненый камень ярко-бирюзового цвета размером с голубиное яйцо, выстреливавший снопы ослепительных искр.
Кроме увлеченных потасовкой хорьков, в комнате находились двое людей – по крайней мере внешность этих двоих позволяла сделать предположение об их несомненной принадлежности к человеческому роду. А вот судить о том, живы ли эти люди, следовало весьма осторожно. Мужчина, похоже, был все-таки жив, хоть и находился в той печальной степени опьянения, какое зовется «мертвецким». Что же до девушки…
