Жест пожилой Дашковой -- когда она вместо того, чтоб по своему прежнему желанию положить веер Екатерины II с собой в гроб, дарит его Марте Уилмот, в дружбе с которой на склоне лет возродились чувства ее молодости -- полон особого не всем понятного смысла.
Итак, мы видим, что при первой же встрече две Екатерины вступают не только в простое женское знакомство, но и на языке символов начинают театральную игру "кавалер и дама". Вскоре между ними возникает переписка, имевшая политическое и культурное значение. Вслед за обменом книгами и журналами подруги перешли к весьма неосторожному обмену мыслями, которые носили явный отпечаток государственных планов.
"Вы ни слова не сказали в последнем письме о моей рукописи, -говорит в одной из записок молодая Екатерина, -- Я понимаю ваше молчание, но вы совершенно ошибаетесь, если думаете, что я боюсь доверить ее вам. Нет, любезная княгиня, я замедлила ее посылкой лишь потому, что хотела закончить статью под заглавием "О различии духовенства и парламента"... Пожалуйста, не кажите ее никому и возвратите мне, как можно скорее. Тоже самое обещаюсь сделать с вашим сочинением и книгой"25. Сама Дашкова тоже направляла подруге сочинения, касающиеся "общественного блага", правда не подписывая их, то ли из скромности, то ли из осторожности. Впрочем Екатерина отлично понимала, кто автор понравившихся ей политических пассажей, и не скупилась на похвалу. "Возвращаю вам и манускрипт, и книгу. -- пишет она в другом послании. -- За первый я очень благодарна вам. В нем весьма много ума и мне хотелось бы знать имя автора. Я с удовольствием бы желала иметь копию с этой записки... Это истинное сокровище для тех, кто принимает близко к сердцу общественные интересы"26.
Документы, о которых говорят подруги в переписке, не сохранились. Однако, обмениваясь ими, наши дамы пустились в весьма опасную игру. Первой свою оплошность заметила Екатерина. В случае ознакомления с ее рукописями третьего заинтересованного лица (например, канцлера Воронцова) для великой княгини могли возникнуть весьма нежелательные последствия. Ведь цесаревна, только что уличенная в интригах, снова касалась политики. Поэтому, допустив неосторожный шаг, Екатерина испугалась до глубины души, осознав, что сама дала зарисовки будущих государственных преобразований в руки клана Воронцовых.
"Несколько слов о моем писании. -- обращается она к Дашковой без обычной льстивости в тоне. -- Послушайте, милая княгиня, я серьезно рассержусь на Вас, если Вы покажите кому-нибудь мою рукопись, исключительно вам одной доверенную. На этот раз я не делаю исключения даже в Вашу пользу, особенно в силу того убеждения, что жизнь наша не в нашей воле. Вы знаете, как я верю вашей искренности; скажите же мне по правде, неужели вы с этой целью продержали мои листки целые три дня, что можно было прочесть не более как в полчаса. Пожалуйста, возвратите их мне немедленно, ибо я начинаю беспокоиться, зная по опыту, что в моем положении всякая безделица может породить самые неблагоприятные последствия"27. Среди переписки Екатерины и Дашковой немного найдется строк, дышащих такой подлинностью чувства. Острое ощущение опасности заставило великую княгиню говорить открыто.
