Эмка вышла ему навстречу спокойная, выспавшаяся. Только в глазах ее, как показалось Сергею, было что-то насмешливое.
— Как спалось? — спросила до противного спокойно.
— Ничего… вроде.
Из другой двери вышел Виктор, сразу сел к столу.
— На новом месте не приснился жених невесте? — спросил он, тоже, как показалось, насмешливо. — То есть невеста — жениху?
— Снилось чего-то, — непределенно ответил Сергей и поспешил в ванную умываться, чувствуя, что краснеет…
Так вот все и было.
А как будет теперь, когда он приедет в Бремен? Попытался представить это, но ничего конкретного не представлялось. Было только ощущение, похожее на полет во сне, когда замирает сердце, а ни чуточки не страшно.
В Ганновере, на пустынной ночной платформе, к нему пришло знакомое ощущение покоя. Так было и прошлый раз, и еще тогда Сергей раздумывал над этой странностью. Решил, что всего скорей виновата наследственная память. Разве мы знаем всех своих предков? Да что там всех, дальше дедушек и бабушек родословная редко кому ведома. А ведь были пра-пра-пра и далее. В этой неведомой дали верняком имелся немец. Или немка. Вот откуда это странное чувство, будто приехал не в чужие края, а к себе домой. Приходила и другая мысль: просто тут, в отличие от Москвы, действительно спокойно. Бытовое благополучие — вот чем проще всего можно бы это объяснить. Но ему больше нравилась теория наследственной памяти.
Любвеобильная соседка, резко изменившая свое поведение после неудавшегося покушения на его невинность и всю дорогу больше не проявлявшая свою повышенную сексуальность, вышла проводить, опять растрогалась чуть не до слез, даже поцеловала на прощание. И он опять обругал себя за невнимание. Не захотел утешить бедную бабенку, так хоть бы поласковее с ней…
Поезд ушел, и он остался один на пустой платформе. Закрытые торговые киоски мертвенно поблескивали витринами, и никого вокруг, ну, совсем никого, будто все это — декорация, а не вокзал города с полумиллионным населением.
Спустившись с платформы в ярко освещенный подземный зал, Сергей по-привычке поискал глазами, куда бы присесть: поезда на Бремен надо было ждать полтора часа. Вспомнил, что и в прошлый раз так же вот искал скамью, и еще тогда, ничего не найдя, полтора часа простоял у стенки. Ничего не изменилось за два года, будто он только вчера здесь был. И родной показалась та же самая рекламно-патриотическая надпись на стене: "Fremdes Feuer ist nicht so hell als daheim der Rauch" — "На чужбине огонь не так ярок, как на родине дым".
