— Перед вами город — первый подарок цвагов. Идите и живите в нем, как вам хочется…
И тут толпа словно опомнилась, кинулась через пустырь к сверкающим стенам. Мчались разбитные парни, таща за руку стократно перекрашенных девчонок. Пыхтя, как локомотивы, бежали степенные отцы семейств, обвешанные детишками, с женами на прицепе. Семенили тихие старушки, активно работая локтями. А таинственный голос, не отставая, все гремел в ушах торжественно и спокойно:
— …Никакого чуда в этом нет. Мы заложили ваши запрограммированные мечты в основу кристаллической решетки, и кристаллы-дома выросли точно такими, какими вы их хотите видеть. Материалом для них послужили камни холмов…
— О боже! — воскликнул кто-то в толпе бегущих. — У меня ж там зарыто…
Что зарывал в холмах несчастный скупец, Петер не расслышал: толпа увлекла его в сверкающее ущелье первой улицы. Он крепко держал Мелену за руку, опасаясь, что в этой стадной истерии никто не заметит оступившегося, упавшего человека.
Но цваги, видно, неплохо знали свое дело. Как потом Петер писал в газете, «заселение новых квартир прошло организованно». Было лишь два несчастных случая: умер от разрыва сердца тот самый человек, чье золотишко, спрятанное в холмах, пошло на постройку домов, да еще поссорились муж с женой, потому что он хотел взять квартиру окнами на запад, а она на восток.
Сотрудники местной газеты не удивились неожиданной трансформации, случившейся в редакторском кабинете. Куда делся старый редактор и откуда взялся новый, никто этим не интересовался. Они давно усвоили: это не их ума дело. И оставались невозмутимыми, если, придя в редакцию, слышали вдруг за обитой пластиком дверью незнакомый голос. Тем более что с редакторами им все равно почти не приходилось встречаться: какую роль играли редакторы в редакции — это для всех оставалось тайной.
Петер оказался исключением: он любил работать сам. Полдня он метался по городу, наблюдая за толпами, ошалевшими от свалившегося на них счастья. Другие полдня уходили на чтение материалов, каждый из которых в былое время явился бы сенсацией.
Счастье, принесенное цвагами, было слишком окончательным. Люди стали превращаться в свою противоположность. Вчерашние скряги переродились в первейших транжир, эгоисты в добряков. Бандиты и поджигатели воспылали желанием изучать пожарное дело, а полицейские приобрели страсть залезать в чужие карманы. Но это им было совсем ни к чему, потому что последний бедняк превратился в богача, готового и так отдать свои драгоценности. А поскольку бедняков прежде было большинство, то полиция просто растерялась, не зная, кого теперь хватать. Да и зачем было хватать? Чтобы привести в участок, напоить чаем, вручить сувенирный блокнот с авторучкой и отпустить с миром? «Одна срамота!» — как говорил Петеру бывший торговец папиросами, который прежде больше всего боялся воров, если не считать полицейских.
