— Кто же это может быть? — в раздумье проговорил Норкин.
— Черт его разберет! Наклоняется всё время! — разозлился Селиванов.
Он злился на моряка за то, что тот наклонялся и не давал возможности рассмотреть себя, а еще больше — на то, что знал, был уверен, что сам бы не смог сделать ничего подобного. Леня и здесь, в блиндаже, вздрагивал при каждом взрыве.
— Та це наш комиссар! — крикнул Омельченко, не отрываясь от бинокля.
— А ну, дай бинокль! — сказал Селиванов и протянул руку.
Пальцы его нетерпеливо шевелились, словно ощупывали что-то. Омельченко неохотно вложил в них бинокль, с минуту на его лице была заметна обида, а потом оно просветлело, и, сняв чехол с оптического прицела снайперской винтовки, он, как ни в чем не бывало, возобновил наблюдение.
— И правда, Лебедев! — удивился Селиванов. — Вот тебе и запас! Кадровых за пояс заткнул!
Лебедев прибыл в батальон перед самым уходом его на фронт. С ним был еще один высокий, синеглазый, пожилой человек — старший политрук Ясенев. Они представились начальству, предъявили приказы о назначении комиссарами на лодки и тихо, незаметно вошли в семью подводников. На них особого внимания не обращали: у каждого было много своих дел, а к тому же прибывшие вели себя скромно, службу несли не хуже и не лучше других. Когда старшего политрука Ясенева назначили комиссаром батальона, а политрука Лебедева — комиссаром первой роты, никто не протестовал, но и не радовался.
Прошло несколько дней, и моряки привыкли к своим комиссарам, начали ценить их как людей и работников. Да и было за что. Всё время получалось как-то так, что какое бы мероприятие ни проводилось — они, словно между прочим, оказывались заводилами. Причем всё это дела» лось без шума, без суеты, будто мимоходом. Но все чувствовали: не помоги сейчас комиссар — и застопорилось бы дело, произошла бы никому не нужная задержка, а может быть, и не получилось бы так, как хотелось. И всётаки на них смотрели с сожалением!
— Вот если бы они кадровыми были! В большие люди могли бы выйти! — жалеючи, сказал кто-то, выражая думы большинства.
Почему-то многие считали, что между кадровыми командирами и командирами запаса есть огромная разница, что первый во всех отношениях на голову выше второго и что никогда не исчезнет это превосходство. Никому не приходило в голову, что Лебедев сдаст в бою, но никто и не ждал от тихого, всегда спокойного, расчетливого Лебедева «лихого» поступка.
Сейчас многие начали думать иначе. За движениями комиссара следили десятки глаз, а когда по окопам пролетел кем-то пущенный слух, что комиссар собирает цветы для убитых пулеметчиков, то еще крепче стали нити, связывающие Лебедева с ротой, стали гордиться матросы своим комиссаром.
