Думаю, она могла бы сказать то же самое обо мне. Наши чувства были взаимными. Разве не к этому надо стремиться?
* * *
Я все собиралась уйти – и не могла. Уже держа в руках сумку, сказала:
– Это письмо. Оно ведь уже лежало в вашем бумажнике, когда я выдернула вас в полицейское управление? – Он молча кивнул; я продолжила: – Оно могло бы выбить почву у меня из-под ног.
– Майк, у вас под ногами и не было никакой почвы. Вы себя обманывали.
– Я надеялась помочь полковнику Тому, вот и все. А письмо могло бы ускорить события.
– Вот именно. А мне меньше всего хотелось что-то ускорять. Наоборот, мне хотелось все замедлить.
– Четвертого марта. Вы говорите, она была в хорошем настроении. Весь день. «Жизнерадостна, как всегда».
– Совершенно верно. Видите ли, Дженнифер считала, что человек просто обязан радоваться жизни. Не напоказ, а искренне.
– А вы, дорогой мой? Вы не отрицали, что уходили от нее «в ярости». Почему?
Сначала он как будто не отреагировал на вопрос. Но потом лицо его вдруг исказилось в некоем отчаянном унижении – которое мелькнуло и пропало. Он закрыл глаза и подпер голову рукой.
– В другой раз. – Вставая, он повторил: – Про это поговорим в другой раз.
В прихожей, когда он подавал мне куртку, я ощутила его прикосновение. Он высвободил мне волосы из-под воротника. Провел ладонью по спине. Я смутилась. Повернулась к нему и сказала:
– Когда люди на такое решаются… Когда люди делают то, что сделала Дженнифер, это обычно происходит по-другому. Человек обрубает все концы, выходит из игры. Для него все кончено. Но он тем или иным способом переводит стрелку на своих близких.
Где-то с секунду он пристально смотрел мне в глаза.
– Я этого не почувствовал, – наконец сказал он.
– Вам здесь тяжело, дружок?
Мне хотелось показать ему всю теплоту, на которую я способна. Но я не решилась. Положа руку на сердце, имела ли я право намекать, что хочу отвлечь его мысли от Дженнифер, мало того, готова ее заменить? Думаю, мой взгляд был недостаточно теплым. Да, наверно, мне не дано согревать взглядом.
– Еще как. А у вас какое ощущение, Майк? Эта квартира… – Он огляделся. – Теперь я понимаю… Вы когда-нибудь жили с человеком, который хорош собой? Физически безупречен?
– Никогда, – ответила я, как отрезала. Мне даже не пришлось вспоминать ни Денисса, ни Дювейна, ни Шона, ни Джона.
– Теперь я понимаю, какая это невероятная роскошь. Этот дом… наверное, он по-прежнему несет в себе очарование. А мне видится здесь упадок. Запустение. Холодная ночлежка.
