— Может быть, завтрашняя встреча со Сталиным все поставит на место? — осторожно предположил Файз Мухаммад.
— Может быть, может быть!.. не знаю!.. Ладно, что там у нас?
— У нас посещение выставки, ваше величество. В одиннадцать часов… то есть можно выезжать.
— Машины ждут, — подтвердил Вахид-хан, подавая эмиру трость.
— Какой еще выставки? — буркнул эмир.
— Какая-то главная сокровищница русской живописи, ваше величество. По приглашению министра культуры… точнее, просвещения.
Аманулла-хан мученически закатил глаза, надрывно вздохнул, пробормотал несколько слов молитвы, а потом, обреченно махнув тростью, широким шагом направился к дверям.
* * *
«Паккард» стоял у подъезда. Задрав сбоку стальной кожух, шофер Савелий Долгушев колдовал в моторе.
— Добрый день, Савелий Данилыч, — сказал Анатолий Васильевич, подходя к машине. — Что, неполадки?
— Добрый, коли не шутите, — хмуро отозвался Долгушев, с лязганьем вернул гулкую железяку на место и вытер ветошью пальцы.
Долгушев возил наркома лет шесть, и Луначарский, хорошо зная его колючий нрав, сжился с ним, как сживаются люди с неудобной мебелью, — прощал такое, за что другому давно бы уже показали на дверь, если чего не хуже.
— Ну-с, — весело сказал он, усаживаясь на пассажирское сиденье. — Какие новости?
Долгушев молча тронул машину, а уже доехав до угла, неопределенно хмыкнул.
— Свояк приехал…
— Откуда? — живо заинтересовался Луначарский.
«Паккард» распугал стаю кошек, сидевших возле помойки, осторожно сунулся в подворотню, возле которой на двух скамьях расположилась компания веселых беспризорных, вырулил из переулка и покатил вдоль сверкающих на солнце трамвайных рельс. По тротуарам спешил бодрый утренний народ. Навстречу шла поливальная машина, превращавшая пыльную серятину мостовой в сочноцветный камень. Веер бело-голубой воды с ее правого бока украшала небольшая, но яркая радуга, и, мгновенно схватив ее взглядом, нарком почувствовал острый укол беспричинного восторга.
— С-под Рязани, — ответил наконец шофер. — С уезду Зарайского… с деревни.
Анатолий Васильевич не торопил: цедит в час по чайной ложке, сукин сын, а понукнешь — так он и вовсе заткнется, потом на кривой козе не подъедешь… вот характерец!
— Я ж ему и говорю: что-то ты, Семен, вроде как с лица припух?
Долгушев повернул голову и посмотрел на хозяина с таким выражением, будто именно от него ждал ответа на этот непростой вопрос.
Взгляд был таким настойчивым, что нарком просвещения невольно пожал плечами.
