Они сидели, прижавшись друг к другу, когда в проходе появился проводник и молча поманил Дарью пальцем.
Вагон кидало из стороны в сторону, и девочки с трудом пробирались между чьих-то ног, тюков, каких-то коробок и узлов.
— Держите-ка, — все так же хмуро сказал кондуктор, протягивая два здоровущих ломтя хлеба, каждый из который был аккуратно накрыт куском сала. — На вот кружку вам, птицы небесные. Кипяток в титане… Вот еще возьмите. Ночью холодно, накроетесь…
И вручил Ольге тужурку — такую же, что была на нем, только старую, потертую и засаленную.
Пробравшись на свое место, тихо копошась, будто две скрытные амбарные мыши, подчистую съели хлеб и сало.
— Пить будем? — спросила Дарья.
— Спать, — прошептала Ольга, у которой уже совсем слипались глаза. Вдруг она легонько встрепенулась.
— Даш, а это тот же дядька или другой?
— Какой дядька?
— Ну, который денег дал… и этот…
— Конечно, другой, — сказала Дарья. — Тот на вокзале остался. И него усов не было.
Колеса стучали на стыках, за окнами тянулись потемневшие под дождем леса.
— А мне кажется — тот же, — прошептала Ольга, засыпая.
* * *
Ну, они, конечно, всякого ждали. В вагоне только и разговоров было, что про Москву. Опеку над ними взяла пожилая женщина с грустными, даже горестными глазами, наказала звать себя тетей Шурой, слово за слово все у них потихоньку выспросила. Она тоже кочевала невесть откуда невесть куда, пересекая вместе со всеми разноцветную длинную землю, разрезанную железными рельсами и справа налево, и сверху вниз, и наискось. В одном из ее узлов нашлись вареные картошки, яйца, сало, хлеб, яблоки! — и, казалось, ей совсем не жалко, что приблудные девчушки так много едят, хоть и толку от них при этом никакого — наедятся да и заснут, обнявшись… Когда уж подъезжали к столице, Ольга, подумав, серьезно и даже важно предложила ей тоже ехать к дяде в деревню, что близ станции Росляки, — а то что ж ей теперь одной-то со своими тюками? Тетя Шура всплакнула, прижимая ее к себе и гладя, потом поезд окончательно сбавил ход и содрогнулся, останавливаясь.
То есть ожидали всякого — много в вагоне было говорено-переговорено про московские чудеса-красоты. Но чтобы прямо сразу дворцы с башенками!.. Чтобы такие вот сказочные, несуразно широкие, приземистые и круглые дома!.. Крепко взявшись за руки и разинув рты, они брели по шумной площади Трех вокзалов под гомон толпы, звонки трамваев, нетерпеливое кваканье клаксонов, под грохот прыгающих на брусчатке подвод и рявканье грузовиков.
