— Проехали, — сухо сказал он. — Замнем для ясности.
Астафьев рассмеялся.
— Да ладно тебе! Шуток юмора не понимаешь. Просто обидно, что такие таланты пропадают… У тебя язык — раз. Спортивная подготовка — два. Боевое мастерство — три. Короче говоря, ты — гармоничная советская личность. Если б еще ментов на досуге не метелил, цены бы тебе не было! — Он снова рассмеялся. — Но все равно: если таких выгонять, кто останется?
— Не знаю, — буркнул Плетнев. — У нас незаменимых людей нет.
— Ладно тебе! Можно ведь что-то придумать…
— Можно, да, — Плетнев саркастически фыркнул и добавил, копируя интонацию Карпова: — С волчьим билетом метлой махать.
Они молча дошли до метро.
— Слушай, чуть не забыл, — спохватился Плетнев. — Я зачем тебя прогуливать повел: Кузнецов просил свою горячую благодарность передать.
— Какой Кузнецов?
— Не помнишь? Ну врач-то…
— А, врач!..
— Все в порядке. Твоими молитвами в Афганистан едет…
— Ну, здорово! Значит, батя замолвил словечко.
— Спасибо ему скажи.
— Скажу, — кивнул Сергей. — Только не сегодня. Он сейчас в Кабуле.
Красный свет упорно не желал меняться на зеленый. Скопившиеся у перекрестка машины отчаянно сигналили. Их дружный вой не вызывал ни малейшего беспокойства регулировщика.
Когда гудки стихали, откуда-то доносился голос муэдзина, призывавшего правоверных на второй намаз.
Генерал-лейтенант Астафьев, направленец ГОУ Генштаба, сидел на заднем сиденье второй из двух черных посольских «Волг» рядом с генерал-полковником Огневым, Главным военным советником в Афганистане, и смотрел в окно.
Ему не часто доводилось просто так посмотреть в окно. В Кабуле он бывал раза четыре в году, но всегда в спешке, под грузом множества неотложных дел. Возвращался в Москву и жалел, что опять не увидел, как живут в Кабуле нормальные люди.
А сейчас он смотрел в окно и видел эту жизнь.
Сутулый старик пронес охапку желтых веников. Навстречу ему два мальчика катили тележку с луком.
У пристенка чайханы расположился чтец Корана — кори-хон. Заунывное пение иногда вознаграждалось мелкими монетами, блестевшими на расстеленном платке.
Недалеко от кори-хона мальчишка лет шести, щеря редкие зубы, яростно брызгал на асфальт водой из поломанного пластмассового ведра, порождая временами небольшую красивую радугу. Но кори-хон не радовался ей, а, напротив, ежился, посматривая в сторону мальчишки неодобрительно и даже с опаской.
Вот прошагал, как будто маршируя, мрачного вида темнолицый хазареец… Кажется у Ханыкова
