«Нефть на уме» – так переводится на русский язык модное выражение Oil on the Brain. Но буквальный перевод не полностью отражает его смысл, поскольку оно стало означать особенное психологическое состояние, одержимость нефтью, склонность объяснять нефтяным фактором чуть ли не всё, происходящее в мире. «Нефтяное мышление», «взгляд на мир сквозь нефтяную призму», – звучит коряво, но, может быть, точнее.
Например, есть точка зрения, что практически все главные события международной политики последнего столетия так или иначе, прямо или косвенно, связаны с миром нефти.
Как говорит Карстен Войгт, бывший депутат Бундестага, ныне занимающийся германо-российскими отношениями в берлинском МИДе, «многие немцы верят, что Буш вторгся в Ирак только из-за нефти. Многие американцы в свою очередь считают, что германская политика в отношении Москвы целиком определяется газом».
Впрочем, и в российской дипломатии часто видят, прежде всего, углеводородное измерение. Например, распространена теория, согласно которой внешняя политика Москвы напрямую определяется уровнем цен на энергоносители. Что высокие цены как бы ударяют в русскую голову, даже вне зависимости от политической природы этой головы.
Например, в начале семидесятых, дескать, горючее было дешевым, и вот брежневская голова надумала вдруг мириться с Никсоном, затевать разрядку международной напряженности и соглашаться на ограничения вооружений. Но стоило ценам подняться, как СССР расхотелось дружить с Западом.
Накопив петровалюты к концу семидесятых, Москва бросила политику разрядки, начала играть мускулами, потянулась вроде бы снова к Индийскому океану, к теплым морям, словно вспомнив опять про «большую игру» – так называли в XIX веке многоходовую комбинацию, которую вели в борьбе за Ближний и Средний Восток великие державы.
