Александр пригнулся, чтобы проехать под ветками. Лошадь под ним, такая же уставшая, как и он сам, споткнулась от перемещения веса. Воздух дрогнул, как от щелчка хлыста безумца. Огненная вспышка скользнула по лбу. Кто-то окликнул его по имени: «Полковник! Полковник фон Леве!» Юстус. Он вцепился в гриву коня. Дубы, река и размытая дорога – все накренилось, закачалось, и оглушительный рев заполнил землю.
Его глаза затуманились. Юстус вскрикнул, затем раздался глухой звук падения, и он замолк. Траген хранил молчание, подозрительное молчание. Александр попытался окликнуть майора по имени, но ни слова не сорвалось с его губ. Он соскальзывал. Сознание его угасало… угасало…
Кто-то остановил его падение. Он искоса посмотрел на небо, в то время как серое облако в его сознании темнело, постепенно перерастая в черное. Какое-то лицо закачалось перед ним, словно знамя на ветру. На него смотрела черноволосая красавица, и в ее поразительных синих глазах промелькнуло мрачное узнавание и отвращение.
Катарина со злостью смотрела на белокурого сероглазого гиганта, распростертого перед ней на грязной дороге. Полковник Александр Валентин Эммануэль фон Леве. Офицер и разбойник. Из раны на голове сочилась ярко-красная кровь, окрашивая волосы. Ей не следовало мешать ему упасть и разбить голову.
– Черт бы тебя побрал, – выругалась она, вставая на колени и небрежно ощупывая его, чтобы проверить, не сломаны ли кости. – Все считали, что ты умер, ублюдок.
Она с раздражением посмотрела на ветку, низко протянувшуюся поперек тропы. Если бы его лошадь не споткнулась в нужный момент, полковник был бы сейчас мертв, коим она его уже давно считала. Ее рука скользнула к заряженному пистолету, спрятанному в карман юбки. Она в задумчивости провела пальцем по курку.
Ее взгляд устремился на лицо лежащего без сознания человека. Она никогда прежде не встречала его, но если бы даже один из спутников не окликнул его по имени, то все равно узнала бы. Тот же самый волевой подбородок, хотя сейчас он был покрыт светлой щетиной с рыжеватыми вкраплениями. Тот же прямой нос, широко расставленные глаза, тот же чувственный рот, что постоянно улыбался с портрета в особняке Леве, даже несмотря на то, что Катарина время от времени посылала проклятия изображенному на полотне негодяю. В жизни он был выше и шире в плечах, чем казался на портрете, но он был всего лишь человеком, и в его груди билось сердце в ожидании свинцового шарика, способного пронзить его.
