И в итоге именно он оказался в дураках. Его взгляд скользнул к огню. А теперь? Стал ли он умнее? Подумать только, с какой легкостью он позволил синеглазой черноволосой красавице сделать его соучастником своей интриги. У Катарины фон Леве не было необходимости в мелких безделушках, ей принадлежал больший трофей – он сам.
Он произнес грубое ругательство, адресованное себе. «Был ослом, ослом и остался», – мысленно проворчал он, снова переводя взгляд на портрет. Но по крайней мере теперь он знает, что ждет его впереди. Больше не будет никаких сюрпризов.
Щелчок щеколды предупредил его, что кто-то входит в комнату, но он не отвел глаз от своего юношеского образа. После нескольких мгновений тишины Александр услышал шелест юбок и ощутил нежный аромат роз. Его бывшая подопечная и нынешняя поддельная жена решила посетить его.
Катарина резко оборвала глубокий вздох при виде почти обнаженного полковника. Без сомнения, он намеревался шокировать ее, и именно поэтому она не доставит ему такого удовольствия.
Она опустила глаза на корзинку с необходимыми каждому мужчине принадлежностями: щетка с серебряным верхом, черепаховая гребенка, ремень, бритва, затем снова посмотрела на мужчину, освещенного огнем камина. В нем явно ощущалось больше мужественности, чем она ожидала. Она поставила корзинку на ближайший столик, затем подошла и встала у столбика в ногах кровати. Ее взгляд был устремлен не на мужчину, лежавшего перед ней, а на портрет над камином.
– Как мои спутники? – спросил он, и тембр его голоса оказался намного богаче теперь, когда он проспал почти двое суток.
– Оба спят. У лейтенанта Печа, по его словам, голова болит так, что кажется, будто в ней раздается канонада. Но, несмотря на невыносимую боль, он ухитряется учить молодого человека верховой езде.
Она услышала, как он усмехнулся:
– Юстус ни за что не хочет расстаться со своими лошадьми. Должен, однако, тебя предостеречь – все лошади принадлежат ему.
Голос его прозвучал приветливо, но она не принимала его дружелюбия.
– Лихорадка у майора Трагена несколько уменьшилась, кажется, ему намного лучше теперь, когда его рану промыли и лечат.
– Так же как и мне. Спасибо.
Катарина кивнула, но к нему не повернулась. Она продолжала смотреть на портрет, вспоминая о том, какой вред принес ей этот человек, и пыталась почерпнуть из этих воспоминаний силу для решимости и гнева. С тех пор как она нашла портрет, свернутый и спрятанный за отошедшую панель, и повесила его на стену, он всегда оказывал на нее такое воздействие.
