– Роковая? – переспросил принц. – Но отчего же? Все так любят проводить лето в Англии, особенно молодые девушки.
Мария заколебалась. Наконец произнесла:
– Вы будете смеяться надо мной. Тем хуже. Я не хотела быть вдали…
Она замолчала и в первый раз с тех пор, как беседовала с принцем с глазу на глаз, покраснела и отвернулась…
Наступила тишина, столь же приятная принцу, как и предшествующий разговор. Он сам себе удивлялся. Неужели он заставил ее прийти, и не без некоторого риска, в Хофбург только для того, чтобы слушать эти сладкие речи? Они были одни; она призналась в любви; он находил ее желанной, но они продолжали беседовать как двое друзей! Он подумал о графе Ойосе, который всегда цинично требовал от женщин ту единственную вещь, которую, по его мнению, они только и могли дать. Свободное время, и его, и мадемуазель Ветцера, было ограничено, драгоценные минуты визита уходили в песок. Так, значит, время было потеряно?
Он посмотрел на Марию. Смущение делало еще прелестней ее молодое личико. Его охватило нестерпимое желание обнять ее, поцеловать эти свежие уста, почувствовать прикосновение ее неискушенного тела. Не владея собой, он поднялся и произнес те слова, которые в подобные моменты говорил другим женщинам:
– Я совсем потерял голову и даже не предложил вам снять манто. Здесь жарко. И не откроете ли вы мне ваши волосы? Говорят, они восхитительны.
– Охотно, – согласилась Мария, поднявшись.
Она поискала глазами зеркало.
– Здесь нет зеркала, – заметила она. – Вы до такой степени лишены кокетства?
– Пройдите сюда, – ответил Рудольф, указывая ей на дверь спальни.
Мария вошла. Это была маленькая и просто обставленная комната. В углу стояла узкая кровать.
– Вы здесь спите? О, воображение молодых девушек! Я представляла себе просторную комнату с большой кроватью посередине – парадной кроватью принца.
Рудольф рассмеялся.
– Вы не ошиблись. Подобная спальня действительно существует, но эта мне нравится в тысячу раз больше, хоть она и лишена комфорта. Я здесь сплю больше года.
Мария приблизилась к зеркалу. Рудольф шел за ней, почти касаясь ее.
– Я, должно быть, разлохматилась и боюсь, что не понравлюсь вам, – сказала Мария.
Она сняла шляпу и открыла массу иссинячерных волос, закрученных в узел на затылке.
Распахнула манто. Рудольф подошел, чтобы помочь ей; он едва касался ее. Зеркало посылало им их отражение: глаза Рудольфа горели, а ясный взор Марии светился улыбкой. Он читал во взгляде этого ребенка, которого почти держал в руках, доверие и невинную радость. Она ничего не опасалась: он не мог сделать ей ничего плохого… В этот момент она так легко и целомудренно прислонилась к принцу, что тот вздрогнул и черты лица его напряглись. В нем боролись противоречивые чувства. Вдруг он резко отстранился и сделал два-три шага назад. Мария оглянулась и, обеспокоившись, приблизилась к нему.
