– Ты это здесь оставляешь? Это плохо! Плохо!
С этими словами императрица так поспешно вышла из комнаты, что Лошек не успел открыть перед ней дверь. Она исчезла, оставив после себя запах гелиотропа. Старик, ноги которого подгибались от волнения, почти упал на стул. Он должен был успокоиться, прежде чем попытаться понять смысл только что происшедшей сцены.
В Пратере
Всю вторую половину октября в Вене стояла чудесная погода. В аллеях Пратера, под деревьями, едва тронутыми желтизной, собирались гуляющие, верхом или в экипажах, чтобы насладиться последними теплыми днями. Здесь обменивались поклонами люди из высшего света и деловых кругов, известные актрисы. Тут можно было встретить элегантную открытую коляску, в которой сидела хрупкая, цыганского типа, немного диковатая женщина, которая не смотрела по сторонам. Мало кто ее знал. Только посвященные сообщали друг другу на ухо, что она приехала из России, звалась Маринкой и очень нравилась наследному принцу.
Почти каждый день пополудни ландо баронессы Ветцера появлялось на главной аллее. Никто не расточал столько приветствий, как общительная баронесса. Ее всегда сопровождала Мария, иногда вместе со старшей сестрой.
Но тот, ради кого Мария ездила в Пратер, больше не появлялся. Он охотился, посещал Прагу, Будапешт или Грац; возможно, бывал и в Вене, но в Пратере не показывался. Вот уже две недели его не было видно и в императорских театрах, куда Мария регулярно ездила, когда принц бывал в Хофбурге. Только однажды, после памятного разговора с графиней Лариш, Марии удалось увидеть его. Ее наполнила такая радость, что, казалось, ее хватит на всю оставшуюся жизнь. Увы! Через неделю, не повстречав больше принца, Мария впала в черную меланхолию. Что с того, что она жила в самом веселом, самом открытом доме Вены, если ничто здесь не могло уменьшить ее отчаяния! Ничто ее не трогало, ничто не могло отвлечь. Она настораживалась только тогда, когда вблизи произносили имя принца. Но она обратила внимание на то, что при ней о нем старались говорить вполголоса. Сначала ее охватило беспокойство. Неужели кто-нибудь проник в ее тайну? Вряд ли. Графиня Лариш Валлерзее была настолько верным другом, что Мария не могла усомниться в ее молчании. Разрешение этой загадки надо было искать не здесь. Разве было нечто такое в нынешней жизни Рудольфа, что следовало столь тщательно скрывать? К несчастью, графиня Лариш уехала в свое поместье, и Мария не осмеливалась написать ей о том, что ее мучило. Если бы мадам Ветцера увидела конверт с почерком своей знакомой, она бы не замедлила его вскрыть.
