Мы помолчали.
— Дикая сказка, — сказал я. — И кто ее выдумал?
— А кто знает? Торгаш какой-нибудь. Мелочь человеческая. Странно только, что на эту сказку умные люди частенько ссылались. Ну, да черт с ней. Примерно в эти же времена жил другой человек. Поэт. И писал он по-другому. Вот послушай один его стих:
«Скажи мне, господи, кончину мою, и число дней моих, какое оно, дабы я знал, какой век мой…»
Сдержанная сила, какое-то непоказное, бесстрашие и бесконечная искренность этих скупых слов потрясли меня.
— Подстрочник Данте?
— Да нет, подревнее. Говорят, царь Давид, только не похоже — такое бесстрашие вряд ли могло быть у человека, который слишком много терял вместе с жизнью. Скорее всего — безвестный мудрец, древние цари тоже не дураки были, — Джабжа поднялся, — умели, наверное, себе референтов подбирать.
Мы снова были в коридоре. Осталось всего четыре одинаковых двери — Джабжа прошел мимо них.
— Вот, собственно, и все. Это наши личные аппартаменты — клетушки Лакоста, Туана, моя и Илль. Да вот, кстати, и она возвращается.
Я бы не сказал, что заметил хоть какой-нибудь признак ее появления.
— Не удивляйся — мы привыкли узнавать каждый подлетающий мобиль.
— Но я не слышал ни одного.
Джабжа толкнул дверь гостиной и пропустил меня первым.
— Тем не менее за то время, пока мы осматривали эти развалины, около десятка вылетело и столько же вернулось. Центральный кибер сам распоряжается всеми механизмами и вызывает нас только в крайних случаях. Ну, ладно, экскурсия окончена. Что есть, то есть. Хочешь — бери.
— Сейчас — не могу.
— Догадываюсь. Но не отказываешься — и то хлеб.
— Очень-то я тебе нужен…
— Да так, приглянулся, знаешь.
— Вот уж не подумал бы…
И тут в комнату ворвалась Илль.
— Ага! — закричала она так, что язычки свечей испуганно шарахнулись. — Мне отпуск! На целый вечер!
Туан и Лакост, сидевшие за прекрасными агальматолитовыми шахматами, даже не подняли головы.
— Ну и пожалуйста, — буркнул Туан. — Только можно без визга? Меня и так в дрожь бросает. Нет, надо же так припереть человека!
Лакост невозмутимо поглаживал бородку двумя пальцами.
— Ну, Туан, ну, миленький, — Илль не выпускала своей жертвы, — ну, покатаемся!
— Когда выиграю.
Лакост многозначительно кашлянул.
— Ну и сохни тут! — Илль махнула на него рукой, — И сам не идет, и другого не пускает. А у Джабжи насморк. Сговорились. Ироды.
И тут она увидела меня.
Я испугался, что она сейчас повиснет на моей шее. Какое-то чудо удержало ее от этого.
