Я поставил указательный палец против кнопки звонка и скосил глаза на Толика, распластавшегося вдоль ящика с аппаратурой, — лишь невообразимый Толькин рост и талант экспериментатора помогали нам использовать каприз электронной схемы.
— Готов! — сказал Толик, и я позвонил.
Отсчитав одному ему известный такт, Толик трахнул ногой так, что загудело все Кивино металлическое нутро, и тотчас нежно шлепнул ладонью. Под кожухом застрекотало, как у старинных часов перед боем, раздался двойной щелчок, и створки раздвинулись. Фотоопознаватель — гроза нарушителей режима — сработал вхолостую.
— Очень чувствительное реле! — самодовольно воскликнул Толик, переступая невысокий комингс. — Опять завтра богу электроники Церу Сергеевичу бегать взад-вперед по вестибюлю, раскладывать платы Кивиных потрохов и причитать: «Диод его знает, отчего все время белые сигналы выдаются!»
Обнявшись, мы двинулись вверх по лестнице, импровизируя на ходу:
Говорят, говорят,
Что у Кивы решительный взгляд.
Говорят, говорят,
Что попасть легче в ад,
Чем сбежать на свидание в сад.
На четвертом этаже мы ткнули по разу друг друга кулаком в плечо и уже на цыпочках зашагали каждый к своему блоку: в училище придавали такое значение режиму, словно из нас готовили космопилотов, а не психоматематиков для связи с иными цивилизациями. Дойдя до своей двери, я осторожно нажал ручку с бронзовым набалдашником, В тамбур блока выходили три индивидуальные курсантские каюты и ванная комната. Я просочился к себе, не зажигая света, дабы не включить ненароком сигнализации на пульте ночного диспетчера. Холодная рубиновая точка с веселым тиканьем бежала по циферблату хронометра, показывающего 0 часов 39 минут — целый час уже я нарушаю режим третьекурсников. Расстегивая на ходу форменную куртку, пересек каюту. У стены подвигал рукой, чтоб опустить койку, — скобы не нашел. Забыл, когда и постель приготовил, подумал я, присаживаясь на тираклоновое ложе. Во всяком случае, поступил вполне… Добавить слово «разумно» не успел: тираклон затрепетал, и чей-то сонный голос проговорил:
— Но-но, полегче!
Наступило тягостное молчание.
Цифру 23 на косяке — номер моего блока — я помнил отлично. Дверь каюты тоже не мог перепутать. Неужели ухитрился забраться не в свой корпус? Тогда не только меня надо признать идиотом, но и Толика? Да и здешнего Киву впридачу?
— Кто тут? — прозвучало из темноты.
Я зашарил по стене в поисках выключателя, но бра у койки зажглось раньше: на моем месте, полуприкрытый простыней, помаргивал со сна дюжий парень, бессмысленно мотал головой, щурился от внезапного света. Плечи его и торс можно было моделировать для статуи Геракла. А вот лицо мне не понравилось. Широкий вздернутый нос, недвусмысленно говорящий о добродушии. Небольшие беспокойные глаза. Крупный рот с узкими язвительными губами. Круто срубленный, с ямочкой посредине, подбородок. Разрезанный волнистой русой прядью на две неравные части лоб. По всем правилам физиогномики, не лишенный благородных черт злодей.
