— Хватит на сегодня. Поберечь себя надо. На самый последний в жизни полет.
На миг показалось, великое умение иссякло, он разучился летать, никогда не оторвется от земли. Минут пять Юрий Петрович не шевелился, прислушиваясь к себе. Вспомнит тело или не вспомнит? Поднимется или останется прикованным к зеркалу паркета, к ковру? Панический холодок бежал по жилам, и жжение под ложечкой разрасталось до катастрофы.
Неужели? Никогда? Никогда-никогда? Не полетит?!!
Как это говорила бабка Стешиха? Умение летать — как совесть. Либо есть. Либо нет. И с этим уже ничего не поделаешь.
Может, тысячи людей рождаются, чтобы летать. И умея летать. Но им никто пока этого не сказал.
А человеку ох как хочется летать!
И близость далью обернется,
И даль нас вновь соединит.
Р.-М. Рильке
Она сидела перед ним пружинисто, не горбясь, сцепив руки на столе и смотря ему прямо в глаза. И все же чувствовалось, что тело ее сегодня ровнее и напряженнее, чем всегда, что смотрит она не совсем уж точно из зрачка в зрачок, а чуточку влево, в край брови, что сцепленные пальцы не прикрывают, а нарочно подставляют под взгляд обручальное кольцо.
— У тебя кольцо? — спросил он, уловив, как жаждет она этого вопроса.
— Да.
— Фамилию не сменила? Она покачала головой.
— Наше знакомство тоже начиналось с кольца, помнишь?
Он-то помнил. Тогда как раз встречали космонавтов. Народ еще не привык к полетам, приезд героев в Москву, после благополучной посадки, собирал ликующие демонстрации. Командированный на столичный завод, Радик с удовольствием присоединился к заводским ребятам. Заводчан при выходе предупредили: «Держитесь плотно, чтоб никто не примазывался. Посторонних сдавайте старшим групп». И хотя улицы были полны, посторонних не было. Колонна внезапно останавливалась, так же внезапно прибавляла шаг, растягивалась, чтобы тут же сгуститься, то и дело перемешивалась, от души изображая бурное ликование.
Кроме ближайших соседей, Рад почти никого не знал. Его самого едва не выставили, хорошо, начальник сварочного цеха улучил минутку, вступился, а мог бы и не поспеть: девушки из конструкторского отдела окружили его и заставили плясать лезгинку. Рад прибился к двум девушкам, болтал, пел, расспрашивал о Москве. Пока одна из них не заметила вдруг на его пиджаке институтский значок:
— Ой, наше Адмиралтейство!
— Положим, не ваше, а мое, — возразил Рад. — Я из Ленинграда.
— Так я тоже.
— Разве вы не заводская?
— Говорю же нет. Я при подружке, она с завода. А мне очень хочется посмотреть.
