— Эй! — окликнула Леля негромко. — Я собаку привела.
— Динку, что ли? — Младшая отвела с глаз реденькую прядь. — Подумаешь, и сама бы не заблудилась. Она когда и по три дня кряду не возвращается.
Обе настороженно и с любопытством глядели на городскую, шагнувшую к ним из «приличного» мира. Одна защитительно выставила перед собой остроконечную расческу. Другая замерла с наполовину взбитыми волосами. Пауза текла и текла, и никто не решался ее нарушить. Тут Динка даже не заскулила, а как-то горестно взвизгнула, и девчонки опомнились, заговорили разом, преувеличенно задвигались.
— Давай кончай быстрее, размечталась!
— Шпилек мало! — Старшая вздохнула.
— А вот возьмите мои! — Леля, нашаривая левой рукой «невидимки», торопливо ступила ближе. Узел волос на затылке распустился, тяжелое золото заструилось по плечам.
— У вас красивые волосы. Мягкие, должно быть! — взросло восхитилась младшая. И без всякого перехода добавила: — Меня зовут Ада. А ее Ксюта.
— Не дергайся, егоза! — прикрикнула старшая. — Точно, Ксюта. Будем знакомы…
Между ними троими сразу установилась легкая доверчивая атмосфера. Леля выхватила у Ксюты расческу, присела на краешек скамейки и двумя руками притянула к себе голову Ады.
В доме у Извариных было чисто и не то что уютно, а как-то всласть дышалось. Посредине пыжилась печка, деля избу на закутки — кухоньку и две комнатушки. Парадная стенка над кроватью была залеплена фотографиями. На самой большой, в резной рамке, застигнуто пялился в объектив паренек лет восемнадцати, простоволосый и хмурый, как всегда бывает на портретах, увеличенных с маленькой карточки. Там же, вставленные за рамку, а также в простенке от окна до окна красовались разнокалиберные семейные фото — случайные мгновения счастливой довоенной жизни.
Тетка Изварина с мужем.
Она же и сын.
Муж с сыном на коленях. Она стоит рядом, положив деревянно согнутую руку на мужнино плечо.
Коллективные школьные снимки, белесые от плохой выдержки.
Муж возле трактора. «Сгорел в танке в первый месяц войны», — осторожно поясняет Ксюта, никак не называя мужчину, который должен был бы стать и не успел стать ее отцом.
Тетка Изварина — в берете и с ямочками на щеках.
И вдруг — тот же самый парнишка с портрета: в пилотке, гимнастерке, с напряженным и рассредоточенным взглядом. А поперек фото, фиолетовыми, трудно выведенными буквами, точно писал внезапно потерявший зрение: «Я убит шестого марта 1943 года».
Хлопнула дверь. Леля медленно обернулась.
