Были, разумеется, разговоры о сыне Ивана Лукича и о его новшестве и спокойные, так сказать, нейтральные — без белил и без очернения… Вот по дороге из Журавлей в Птичье идут наши знакомые хуторяне Игнат Антонов и Антон Игнатов. С января месяца они ходят в Журавли, чтобы получить участки для застройки, и все безуспешно. И на этот раз хождение было напрасное: и председатель Журавлинского Совета и Иван Лукич Книга уехали в район на совещание. Настроение у наших путников было невеселое, и двигались они неторопливо.
— Антон, — сказал Игнат, — надо нам прекратить эти наши хождения.
— Почему ты кинулся в такую панику? — спросил Антон. — Раз начали, то надо действовать до конца… Люди строятся, и нам надо крышу над головой натягивать.
— Да на какой ляд нужна будет тебе та крыша?
— А что такое? Ты кажи толком…
— А то, Антон, что скоро ни тебе, ни мне своя крыша не потребуется, будем жить в казенных квартирах… Так что зачем же нам тратиться и силы надрывать, когда о нас государство похлопочет?
— Кто тебе об этом поведал?
— Все так говорят… Приехал сын Ивана Лукича, а мой зять Леонид работает трактористом в бригаде Григория Книги. И тот Григорий, слышишь, Антон, все рассказал Леониду… Сын Ивана Лукича, оказывается, заявился сюда неспроста, а для того, чтобы переделать Журавли, а жураз-линские хутора стереть с лица земли. Все будет строиться заново. Так что, Антон, мы малость опоздали обзаводиться новыми домишками. Да оно и лучше, что опоздали, за нас колхоз подумает. Ни тебе забот, ни тебе хлопот — переезжай в готовую квартиру и живи себе на здоровье… По рассказам моего зятя Леонида, всех нас в скором времени ждет сильно красивая жизнь. Так что, Антон, есть нам прямая выгода забыть про свои постройки и прекратить всякие хлопоты с сегодняшнего дня.
— Н-да, — только и мог молвить Антон. Друзья умолкли и так крепко задумались, что уже до самого Птичьего не сказали друг другу ни слова.
Или вот разговор двух женщин — Екатерины Узоеовой и Ефросиньи Мельниковой. В тот час, когда за Егорлыком всходило солнце, Екатерина и Ефросинья пришли по воду и на том берегу увидели сына Ивана Лукича. Он сидел, согнувшись, и что-то рисовал, положив бумагу на колено. Женщины поставили ведра, опустили к ногам коромысла…
— Уже сидит, — многозначительно сказала Ефросинья. — Ну, Катя, кажись, нам надо заранее попрощаться с коромыслами…
— Это почему же так? — спросила Екатерина. — Прощаются с людьми, а с коромыслами как же?
