Спустя минуту он быстро шел по улице, а повернув за угол, стал голосовать всем проезжающим легковушкам.
Было пятнадцать минут одиннадцатого.
В это время Децкий вместе с сыном Сашей тринадцати лет сбивали в саду из листа старой жести мангал. Никто из гостей еще не прибыл, но и было не время для тех, кто ехал электричкой, — она прибывала в Игнатово в одиннадцать, а дача стояла от станции в трех верстах — полчаса хода лесным проселком. Нельзя сказать, что Юрию Ивановичу не терпелось увидеть приятелей для радости; частое поглядывание его на дорогу объяснялось элементарным расчетом — чем раньше прибыли бы гости, тем меньше необходимой для общего обеда работы оставалось бы ему и жене. А главное, стало бы веселее, потому что все утро промучала Децкого удручающая тоска; не было никаких причин тосковать, тоска завелась во сне, он проснулся в шесть часов с тяжелым грузом на душе, с готовым, глубинным унынием. И все утро, поливая из шланга гряды, таская с сыном доски на поляну в сад, где решили ставить стол, наполняя водой бочку душевого устройства, сгибая ржавый лист в короб и делая другие разные дела, Децкий не мог избавиться от тугого комка под сердцем, от неудовольствия собой, женой, утром, предстоящим пикником, вообще, всем на свете. Приходило несколько раз необъяснимое желание сесть в машину и уехать домой, а там в тишине и прохладе гостиной лежать на тахте без движения и без забот. Децкий даже расспросил жену, выключила ли она газ, закрыла ли краны, не забыла ли отключить утюг, и на все вопросы получил утвердительный ответ. Неспокойствие души тяготило, требовало объяснений, и Децкий объяснил его действием солнечной активности, реакцией организма на непривычные зной и духоту последней недели.
Он дважды становился под душ; холодная вода, действительно, оживляла тело, но душевное угнетение нисколько не ослабилось. Часов около десяти Децкий испытал пик беспокойства — вдруг все стало противно: дача, солнце, зелень, прошлая и будущая жизнь, а особенно гадок был стук топора на соседнем участке, где сосед — доктор-геронтолог — строил сарайчик для сушки трав. Децкий лег под дерево и пролежал бог знает сколько в полном отсутствии желаний и сил.
Его отпустило — словно и вовсе не тосковал, и мир вновь исполнился света и удовольствий, когда появились гости. Они прибыли толпой; оказалось, что все ехали поездом, никто не захотел ехать машиной, чтобы не бояться лишней чарки. Не было среди них только брата, но не успели еще все рассочиться по участку, как прикатил и он, восседая за рулем новенького ярко-оранжевого «Запорожца». С ним была незнакомая Децкому особа — худая, бледная, малокровная, будто год проведшая в подземелье на хлебе и воде. Децкий внутренне поразился, что существуют еще столь невзрачные дамы и что брат умеет их находить. Это было тем более удивительно, что Адам обещал приехать с дочкой.
