заболеваниями. Скорее всего, я отставил бы в сторону культурный шовинизм и оставил бы фонетическое письмо. Я мог бы воспользоваться чем-нибудь более похожим на китайскую систему письма. В конце концов, они не были только пиктографами… они также преуспели в постройке огромных стен.
Пиктограммы не являлись мудростью веков, решил я… но они должны были символизировать собой мудрость веков. Каждая картинка являлась идеей… и все идеи, которые они считали важными, были собраны вместе, классифицированны и выстроены в строгом порядке. Значит, не только в качестве украшения. Во имя своего рода высшей цели. Это выглядело более впечатляющим, чем банк данных на микроплёнках и перфолентах. Действительно — произведение искусства.
Но зачем? — задумался я.
Я не мог разобрать пиктограммы. Это было нечто, что нужно было изучить — возможно, каждому ребёнку, рождённому в городе… если было в человеческих силах для ребёнка изучить секреты нескольких миллионов пиктограмм за несколько коротких лет. Или даже за всю жизнь.
Никто не смог бы, — пробормотал я сам себе.
— Никто бы не смог что? — Спросила Мариэль.
— Изучить значение всех этих пиктограмм, — ответил я. — Это невозможно. Какая польза в том, чтобы иметь всю мудрость мира, написанной буквами двухфутовой высоты, если ни одна отдельная личность не смогла бы даже выучить достаточно, чтобы понять смысл всего этого?
— Быть может, они не намеревались изучать это всё, — сказала она. — Возможно, это приведенно здесь двух-футовыми буквами, чтобы напоминать, что ни один человек не смог бы выучить всё это — чтобы напоминать всем им о том, как они зависимы от остальных.
— И почему я сам не подумал об этом? — Сказал я без какого-либо сарказма.
— Думаешь, это действительно так? — Задала она вопрос.
— Я не знаю, так ли это, — ответил я, — но это — изящная теория.
Мы проехали под вторыми воротами и вступили во второй круг. Впереди виднелась третья стена, и нас уже не удивило, что она покрыта черепицей, как и вторая. Я посмотрел назад, чтобы проверить так же ли оформлена и внутренняя поверхность стены, но её не было — строения города выростали прямо из стены, кубические блоки громоздились друг на друга в точно вывереной ассиметрии, высотой в три-четыре этажа, с переходами, соединяющими отдельные секции верхних этажей и с лестницами между этажами. Было невозможно сказать, где «кончалось» одно строение и «начиналось» другое — были только отдельные части, соединённые в причудливые узоры. Это мне весьма напомнило полностью "искусственную гору", которую я видел однажды в зоопарке, построенную для обезьян.
