Я поинтересовался, почему никто не удержал Красинского от несправедливой дуэли.
Спокойно и рассудительно Михал объяснил, что и предположить не мог возможность дуэли. Он-де был убежден, что я, услыхав вызов, тут же распоряжусь высечь задиру. (И зря я этого не сделал, подумал я с сожалением.) Он лично поступил бы именно так.
— Логично! — сказал я. — А как вы считаете, Михал, ваш отец обеспечил Северина средствами или отказал?
Ответ оказался удивителен:
— Ни то и ни другое. Насколько я понял из слов брата, — продолжал он меланхолическим тоном, — он попросил большую сумму — чуть ли не всю свою наследственную часть. О назначении средств можно только гадать: для закупки оружия, для формирования нового отряда или попросту для жизни за рубежом толком не знаю, планы у Северина всегда были таинственны. Отец сразу не ответил. И непросто ответить, сами понимаете. Позавчера решение у него еще не созрело. И я думаю, что он выдал лишь скромную долю того, что брат ожидал.
— Сразу хочу прибавить, — продолжал он, — что отец поступил разумно. Выбрасывать неизвестно куда — за народную волю — без пользы для семьи семейные деньги, подрывать имение — я сам против этого.
— Ну, и каков вывод? — спросил я.
— Вывод следующий. Вероятно, отец и Северин крепко поспорили, а то и повздорили. Вы извините, но мне кажется, что отец и офицеров пригласил, чтобы преградить Северину доступ в дом.
Хороший будешь хозяин, герр Михал, подумал я, своего не упустишь. И схема неплохая, один могу сделать упрек: почему в ней бедный Шульман позабыт.
Я спросил, как он объясняет это покушение.
— Не знаю, кто мог стрелять по вашему секунданту, — ответил Михал. Но есть люди, которые с удовольствием застрелили бы Красинского.
Я проявил внимание.
— За столом, если вы помните, — говорил Михал, — исправник рассказывал, как казаки порубили отряд местных повстанцев — человек тридцать. В этом отряде был Красинский.
Я искренне удивился, то есть мои глаза полезли на лоб.
— Не иначе как по божьему знаку, — говорил Михал, — в ту ночь, когда казаки окружили гумно, Красинского в отряде не было. Матушке его удалось каким-то образом заглушить любопытство исправника к этому периоду жизни сына. Но многие родственники погибших, еще не выселенные, считают Николая иудой. На мой взгляд несправедливо.
— Положим, родственники, — возразил я. — Но откуда им было знать о месте и часе дуэли?
— Да ведь он, как безумный, носился по фольваркам приглашать секундантов. Помимо меня, ему трое отказали. Он сам мне жаловался. Время такое — все боятся рисковать. Тем более после вчерашнего.
