— А мне от вас ничего и не желательно. Я познакомиться зашел.
— Знакомство с вами хорошего не сулит, — сказал мятежник. — Судьба товарища моего — тому пример. А ему восемнадцать было лет. Одно могу вам сказать — каратели. А вы лично стыда не имеете вовсе.
— Ну, и хватили, — удивился. — Впервые меня видите, а такое суждение.
— Судя по погонам, вы — штабс-капитан?
— Да.
— И вчера вы были свидетелем несчастья с Северином Володковичем?
Я согласно кивнул.
— Так зачем вам лицемерно удивляться, — сказал мятежник. — Человека убили, вы же пишете — сам себя застрелил.
— Кого убили? — опешил я.
— Северина! — отвечал мятежник. — А вы комедию сочиняете на бумаге самоубийца.
— Несусветное вы что-то плетете, — сказал я. — Вас пленили, неприятно, конечно, но стоит ли весь свет превращать в негодяев.
— Так уж весь свет, — улыбнулся пленный. — Только ваших офицеров да исправника. Кто-то из вас Северина и угробил.
— А откуда вам стало знать про бумагу? Вы вроде не читали?
— Ангел сказал, — ответил мятежник.
— Кажется, я знаю этого ангела, — сказал я. — Вот я с ним и поговорю. Но не думаете ли вы, что я убил сына господина Володковича?
— Не берусь утверждать. Скорее, исправник.
— Нет, — возразил я. — Он к выстрелу непричастен.
— А к сегодняшнему убийству кто причастен? По вашей логике, и Виктор самоубийца. Оставьте меня, штабс-капитан.
Я выполнил его просьбу.
— Поговорили? — спросил меня солдат.
— Вполне, — ответил я. — Появится фельдфебель, скажи: штабс-капитан приказал накормить пленного.
— Слушаюсь, ваше благородие. Хоть и разбойник, а кушать каждому хочется.
Я вернулся в дом и сел возле Шульмана.
— Яков Лаврентьевич, — спросил я тихо, — вы никому не говорили о содержании свидетельства, которое вчера ночью я предложил вам прочесть?
— Ни единой душе, — отвечал лекарь. — А что, Петр Петрович, случилось?
— Странное случилось дело. Ну, да потом расскажу. Сам, покамест, смутно догадываюсь.
— Что ж, буду с нетерпением ожидать вашего рассказа, — вежливо сказал Шульман. — Догадывайтесь поскорее.
Мельник встретил меня поклонами и глядел умиленно и таинственно. Я уверился в правильности моих подозрений.
"Вот что, отец, — сказал я, — мне надо встретиться с твоим сыном…" "Не понимаю, о ком пан офицер говорит, уже полгода, как сын уехал", несвязно заюлил старик. "Полно, полно, — оборвал я. — Не стоит время тянуть. Есть важное дело. Для него и полезное".
Старика мучили сомнения.
"Видит бог, я не сделаю ему дурного, — сказал я. — Ведь и утром я мог его арестовать". — "Вы один будете?" — спросил мельник. «Один». — "Ну, пойдемте".
