Хермлин усиленно кивал после каждого слова.
– Вам совершенно не обязательно возвращаться, – сказал он.
– За кого вы меня принимаете?
– К сожалению, за человека… Ради бога, простите! Старческое слабоумие…
Спорить и доказывать что-либо не имело смысла. Я махнул им рукой и побежал, чувствуя усиливающуюся резь в боку. У меня совсем не было сил, но я все-таки побежал. Водак нас не оставит. Он, скорее всего, уже навел порядок среди своих. Чтобы помочь, требуются еще два человека. Он же с Катариной знаком, они танцевали вместе на День независимости. Я еще тогда, как дурак, приревновал их обоих. Я оглядывался и видел сейф с приткнувшимися на нем человеческими фигурами. Катарина то и дело подныривала, будучи, видимо, не в состоянии держать спину, а похожий на кузнечика Хермлин хватал ее за плечи и не давал повалиться. Сердце у меня конвульсировало где-то под самым горлом, пот пощипывал веки, а горло свистело, будто продырявившийся насос. Хорошо, что здесь было действительно недалеко. Всего метров четыреста, практически рядом. Я найду Водака, и он даст мне людей. Все у нас будет отлично. Только – быстро, и чтобы выбраться из сектора поражения. Из того, который выделен на штабных картах ярко-малиновым цветом. И хотелось бы, разумеется, до того, как полетит железная саранча. С саранчой нам тоже сталкиваться ни к чему. Я свернул, и еще раз свернул, и выбежал наконец на главную улицу.
И остановился как вкопанный. Порядок там был, разумеется, наведен.
Однако вовсе не Водаком.
Офицер в черном мундире и сияющих лаковых сапогах, взмахивая перчаткой, выкаркивал отрывистые команды. Потные сосредоточенные солдаты сгоняли всех, выстраивая в колонну по четверо. Быстро оцепили ее с двух сторон – рукава засучены, пыльные мослатые “шмайссеры” – наизготовку. Серые, с прочернью на спине овчарки, натягивали поводки. Уши – торчком, острые волчьи пасти – оскалены. В ближнем краю шеренги я различил долговязого Клейста. Он, как на прогулке, курил, выпыхивая перед собой светлый дым. Точно все происходящее здесь его никоим образом не касалось. Торопящийся вдоль колонны солдат задержался и сильно ткнул его кулаком в зубы. Сигарета вылетела; Клейст с пугающим безразличием потрогал разбитый рот. Он, по-моему, все равно скривил губы в усмешке. На одеревеневших ногах я попятился – обратно, за угол. Сердце, оторвавшись от горла, ухнуло куда-то вниз. Слава богу, что я не притащил сюда Катарину. Вдруг один из солдат обернулся ко мне и навел автомат. Я прирос, уже заранее ощущая себя покойником. А офицер, который тоже посмотрел в мою сторону, поднял лайковую перчатку и лениво, будто не человеку, а псу, указал на место в колонне.
