И вдруг….
«Слушай, а почему ты так странно держишь свой кулон? Это зачем-нибудь надо?»
Понимаешь, монах – он был первый и единственный, кто заметил! Остальные даже не понимали, как и когда я это сделала, если вообще знали, что у них украли голос и часть души….
Я ответила как можно небрежнее: «Ну…. это такая прикладная магия. Он умеет запоминать голоса – а я очень хочу запомнить твой голос. Будет память о бале….»
И тогда…. тогда он взял меня за плечи обеими руками и легко коснулся губами лба. До этого меня целовали много-много раз, и я знала, как делают это, когда любят, а его поцелуй был совсем бесплотным, словно прикосновение ангельского крыла….
«Спасибо тебе, маленькая Лань. Это высшая награда для меня – знать, что кому-то ТАК нужен мой голос и мои слова».
Вот и все. Конечно, мы еще поболтали в тот вечер, он даже угостил меня конфетами – но это так, мелочи жизни. Из рассказов подруги я уже знала, что там, в их мире, у него есть любимая девушка, которой он верен, и что за эти песни его сильно недолюбливают власти….
Через месяц, в Лесном Венце, я оживила его кристалл – и чем дольше звучал его голос, тем больше мне хотелось биться головой о стену.
Не было! Ничего не было между ним и мной! Ничего, что дало бы мне право нести ЭТО людям от своего имени! Я даже не любви хотела – не одарил же меня ею Второй, нет, только причастности, общих воспоминаний, чего-нибудь…. я даже не была уверена, помнит ли он меня. Понимаешь, монах, встретиться в Башне – все равно что вне времени и пространства. У него была своя жизнь, а у меня не было никаких оснований в нее соваться.
Два десятка его песен, подобных рассвету….
А ведь я уже почти успела забыть о том, как когда-то пела сама….
Это было нечестно и нехорошо, но…. у любой уважающей себя лаиллис, занимающейся магией, имеется магическое зеркало. У меня оно тоже было – и вот, в особо тягостные минуты, я стала подглядывать в него за жизнью Третьего. Он ввязался в какое-то народное восстание, его девушка вскоре куда-то делась – кажется, ее убили – но он довольно быстро завел себе новую…. А песни его гремели по всей стране, его имя на глазах делалось легендой.
И вот однажды я в очередной раз поймала его зеркалом. Была ночь, высокий берег над морем с одинокой пинией, или как там называлась эта южная коряга. Я знала, что повстанцы прячутся в катакомбах неподалеку, и поразилась его смелости – отойти так далеко от убежища только ради того, чтобы послушать шорох прибоя!
