Песня на старую, как мироздание, тему «воин и менестрель».
Он писал ее как достаточно горькую и печальную, но сейчас, в этот озаренный луной миг, вдруг почувствовал в ней свет. Да, он сиял в этой песне, как в конце тоннеля, и будил надежду в душах тех, кто ее слышал, хотя текст вроде бы этого не предполагал.
Как, почему ему удалось написать такое? И почему только сейчас он начал понимать, о чем эта песня на самом деле?
Если бы его спросили, почему он так счастлив в это мгновение – он лишь развел бы руками. Счастлив, и все.
Беспричинно.
– Как дивно ты играешь, менестрель….
Женский голос был тихим и легким, словно соткался из шелеста листвы. Он повернул голову…. Как же он не заметил, что не один на этом бревне?
Она была тоненькая, гибкая и юная, но при этом никому и в голову не могло прийти назвать ее девчонкой. Девушка. Худенькое тело, небольшая грудь под полупрозрачным, бледно-зеленым платьем, босые ноги, плечи, окутанные паутиной серо-серебристых волос, и серые с прозеленью бездонные глазищи, полностью затмевающие остальные черты лица. И, словно всего этого было недостаточно, чтобы опьянить и заворожить его, голову ее украшал венок из белых ночных фиалок.
– Почему ты умолк, менестрель? Сыграй еще….
Эта фраза, как и предыдущая, была произнесена на дайрэн аовэллин с мягким, чуть пришептывающим акцентом.
Гинтабар даже не очень удивился ее появлению, ибо подсознательно ждал, что эта ночь обязательно одарит его чудом.
Вот оно и случилось. Прямо-таки сюжет из баллады – смертный менестрель и лесная фея…. Он улыбнулся ей.
– Кто ты? – спросил он на том же языке. – Ты – Нездешняя?
Она улыбнулась в ответ – мягко, обвораживающе….
– Я-то как раз здешняя, это мой лес. Это ты нездешний, менестрель…. – рука с неправдоподобно длинными пальцами осторожно коснулась его локтя. – Меня зовут Осинка. А ты и есть прославленный Гинтабар, я угадала?
– Стоит мне оказаться в каком-нибудь мире, как мое имя тут же становится известно всем и каждому! – притворно рассердился он. – Даже лесным лаийи….
– Оно достойно этого, – длинные пальцы скользнули по желто-коричневому рукаву и легли на его кисть, словно листок дерева. – Потому я и пришла взглянуть на тебя.
Он прекрасно понимал, что его зачаровывают, понимал и не противился. Не позволить ей себя соблазнить значило нарушить все законы жанра. Тем более что она действительно была дивная не только по имени….
– Ты прекрасна, лаийи, – он взял ее ладонь в свои и поразился ее нежности. – Ты – как эта ночь. И такая же трепетная, как то дерево, чьим именем названа….
