Попадись мне навстречу кто-нибудь другой, я бы, чего доброго, решил, что морок продолжается. Но для обряда возвращения меня в лоно родной действительности был выбран самый подходящий (если не единственно возможный) исполнитель.
Честно говоря, я был в восторге.
– Рассказывай, – говорю, – про свои миллионы. Или дело такое, что нужно где-то прочно засесть?
– Да надо бы укорениться жопами, – лирически вздыхает Торман, – только я сейчас в завязке, а развяжу – мало никому не покажется… Пошли, что ли, в парке посидим на лавочке, как два пенсионера.
– Здесь до моря десять минут пешком, – подсказываю.
– Пиздишь, двадцать.
– Сойдемся на пятнадцати, – миролюбиво предлагаю я.
И мы углубляемся в бетонную гущу дворов, потому что героев, решившихся пересечь это царство теплой асфальтовой пыли, ждет награда в конце пути: жесткая трава, белый песок, полоумные чайки и вода. Очень много мокрой, соленой воды, пригодной для созерцания, но не для питья.
Образ, который они принимают, <…> зависит от их выбора; а так как сама сущность бытия бесов – ложь, образ этот – фальшивая видимость, маска.
– Ты только давай прекращай придуриваться, что у тебя все клево, – бросает мне на ходу Торман.
– Почему «придуриваться»? – невинно удивляюсь я.
– А ты всегда придуриваешься, – ухмыляется он. – Сколько лет тебя знаю, и за все время ты сказал мне полтора слова правды, да и то по пьянке.
– Ну, положим, не полтора. Штук сорок. Просто тридцать восемь с половиной ты пропустил мимо ушей – по пьянке, опять же.
– Бухгалтер, блин… Ты мне скажи, что у тебя с глазами делается? Одни зрачки остались. Ты ширяться, часом, не начал?
– Да что ж вы все привязались ко мне? – ворчу. – Эта вон спрашивала вчера, теперь ты… Нашли самого главного наркомана всех времен! Я уколов боюсь с детства, между прочим. Может у человека крыша ехать просто так, на трезвую голову и голодное пузо?
– У нормального человека не может. Но у тебя – почему нет? – соглашается Сашка. И тут же перескакивает на более увлекательную тему: – «Эта», которая тебя вчера спрашивала – не та ли фифа с тачкой? Точно ведь она!
Я пожимаю плечами: дескать, думай себе, что хочешь. Врать человеку, который заранее уверен, что ты врешь, неинтересно; говорить же правду, пользуясь языком, словно бы специально созданным для измышлений, преувеличений и недомолвок – как-то нелепо, все равно что микроскопом гвозди заколачивать. Молчать загадочно – еще куда ни шло…
