А Наташки не было дома уже три дня. Поскольку мое обаяние на ее матушку никогда толком не действовало, выяснить подробности мне не удалось. Обзвонив две дюжины общих знакомых, я так и не напал на след взбалмошной нашей подружки. Ничего удивительного: Ташка обладает удивительной способностью крутиться под ногами в самые неподходящие моменты и пропадать именно тогда, когда мне требуется срочно ее увидеть.
Увлекшись следственно-розыскным мероприятием, я так никому и не сообщил о своем отъезде. Обстоятельство небывалое, если учесть мою болтливость. По идее, я бы должен прохожих на улице останавливать, дабы сообщить им эту потрясающую новость: дескать, я, любимый, уезжаю, можете начинать рвать на себе волосы. Однако вот ведь, ни разу не обмолвился.
Утомленный телефонной болтовней и сломленный неудачами, я сам не заметил, как задремал на ковре, в обнимку с телефонным аппаратом. Проснулся от пронзительного лязга: звонкоголосая оранжевая сволочь орала прямо мне в ухо – и все это лишь для того, чтобы жизнерадостный мужской голос с не поддающимся идентификации, но режущим слух акцентом потребовал к аппарату некую «Свэту», следов которой в окрестностях моей кармы не обнаруживалось. Ошиблись номером. Блин.
Но взглянув на часы, я был готов расцеловать неизвестного благодетеля и его ненаглядную «Свэту». Как же вовремя он ошибся номером! До отхода моего возлюбленного поезда оставалось всего-то часа полтора. Каким образом я умудрился проспать полдня – уму непостижимо! Впрочем, я не мог не признать, что это было наилучшим способом провести время до отъезда. А то ведь маялся бы ожиданием, болтался бы по городу, разыскивая неуловимую Наташку, поил бы пивом всех встречных, и сам бы с ними набульбенился «на посошок», или того хуже, решил бы сообщить о грядущем отъезде родственникам – не потому, что я полагаю, будто это действительно необходимо, а просто так, от нечего делать. Дал бы им возможность закатить истерику и хоть как-то заполнить томительную паузу, так некстати образовавшуюся в моем расписании.
Теперь же все это было без надобности. Я умылся, рассовал по карманам куртки деньги и документы, взял рюкзак, забросил на плечо сумку, запер комнату и отправился на вокзал. Пешком: ноша меня не тяготила, а прогулка по вечернему городу казалась неплохим способом с ним попрощаться. В кафе на углу я выпил двойной эспрессо и осушил бутылку боржоми. В ближайшем киоске купил пачку жевательной резинки, несколько бутылок минеральной воды и упаковку голландского баночного пива; в комиссионке на улице Маркса – несколько пачек запредельно дорогих импортных сигарет, всегда бывших предметом тайного моего вожделения.
