— Ганс приказал мне найти тебя, — резко сказал фон Глик, пытаясь сдержать гнев. — Какой смысл вот так в одиночку шастать по лесам? Никакой доблести в этом не вижу!
— Как это не видишь, — с самодовольной усмешкой произнес Ваддам, — если я только что переломил хребет одной твари? Вторая, правда, сбежала.
Это было хуже всего — надменность Ваддама могла сравниться только с его воинским умением. «Будь прокляты его глаза!» — думал фон Глик.
— Едем назад! Сейчас же! — кинул он Ваддаму. Тот пожал плечами и развернул коня.
— Шелл! — закричал фон Глик. — Я его нашел! Шелл! Фон Глик мог видеть второго рыцаря, но туман и деревья заглушали его голос.
— Давай вперед, — сказал Ваддаму фон Глик, — а я подберу его.
Он пришпорил коня и двинулся вдоль края большой лужи к Шеллу, который наконец увидел его и двинулся навстречу. Фон Глик дернул поводья и повернул коня.
Зверолюд выскочил из кустов с душераздирающим криком. Загнанный Ваддамом, он прятался от Волков, но фон Глик проехал слишком близко от ее убежища, и паника подтолкнула ее к решительным и отчаянным действиям. Железный наконечник копья вонзился в правое бедро старого Волка. Он закричал от боли, и его конь попятился. Зверолюд не отставал, налегая на оружие, которое быстро застряло в кости, плоти и доспехе. Фон Глик кричал, бился как рыба на крючке, но сделать ничего не мог — копье оттолкнуло его назад так, что он не мог дотянуться до молота.
Шелл тревожно вскрикнул и пустил коня в галоп. Ваддам, услышав шум за спиной, обернулся и увидел ужасное зрелище.
— Кровавый Кулак Ульрика! — выдохнул он. — Господи, нет!
Древко копья переломилось, и внезапно освободившийся фон Глик выпал из седла и оказался в воде. Зверолюд кинулся вперед. Конь Шелла перепрыгнул лужу в самом узком месте, и воин поразил чудище шипом молота, убив его в долю мгновения. Он спрыгнул с коня и бросился к фон Глику, который лежал на боку с побледневшим от боли лицом. Казалось, что его красно-золотые доспехи пропитываются черной водой. Подъехал Ваддам; Шелл взглянул на него снизу вверх яростными, злыми глазами, сверкающими на худом лице.
— Он жив, — прошипел Шелл.
Ганс подъехал через поляну капища к тому месту, где Моргенштерн пытался поднять сам себя.
— Пойдем поговорим, — сказал Ганс. — Без свидетелей. Я уверен, ты не захочешь, чтобы они слышали то, что я собираюсь тебе сказать.
Моргенштерн, который служил Храму на двадцать лет дольше Ганса, выглядел кисло, но и не вздумал проявить неповиновение. Беседуя вполголоса, они пошли по поляне.
