Тед, выполняя указания сменного мастера, держался в этот день подальше от западной стены. Том помог ему наладить перфоратор, водяной и воздушный шланги, проверил, как работает насос для подачи свежего воздуха, а затем принялся отгребать пустую породу, обрушенную ночной отпалкой.
От этой работы ломило спину, а пока Том отгребал лопата за лопатой тяжелые обломки обрушенной породы, бур с оглушительным визгом и скрежетом вгрызался в каменную стену, заполняя тесное пространство забоя густой пылью и выхлопами перфоратора — смесью вонючего масла, сжатого воздуха и воды.
Тому предстояло наполнять рудой вагонетки и откатывать их на рудничный двор, но у него, помимо того, была еще «неофициальная нагрузка» — отгребать за бурильщика. Это не помешало бы сменному мастеру задать ему взбучку, если бы он не доставил за день требуемого количества вагонеток. Он должен был выполнить свою норму и вместе с тем вывезти всю пустую породу, обрушенную Тедом и его сменщиком. Большинство навальщиков стремилось сделать побольше до обеденного перерыва, и, обливаясь потом, чертыхаясь, выбиваясь из сил, они откатывали на рудничный двор по узким, тускло освещенным штрекам груженные доверху вагонетки весом в пятнадцать — двадцать центнеров. «Как ломовые лошади… да нет — куда им до нас!» — с горечью подумал Том. Рудокопы почему-то прозвали эти большие, тяжелые вагонетки «одрами».
Том был в лучшем положении, чем многие рабочие, отгребавшие за бурильщиков. Тед никогда не скупился «подбросить» ему в день получки, если попадал на хорошее залегание, и Том откатывал вагонетки, не жалея сил.
«Есть такие гады, скряги бесстыжие, — говорили рудокопы, — сам за неделю наковыряет — дай боже! — а чтоб подбросить бедняге навальщику, который для него старался, — не тут-то было!» Иной мог «подбросить» всего шиллингов десять в день получки, а то так просто выставить несколько кружек пива, но рудокопы ценили и это.
В одиннадцать сорок пять началась отпалка. Когда из главной шахты прозвучал молотковый сигнал, рудокопы один за другим стали покидать забои. По штрекам и квершлагам они потянулись к рудничному двору на обеденный перерыв. Там, вытащив из-за пояса мокрую от пота тряпку, они утирали почерневшие, запыленные лица, отжимали пропотевшие насквозь рубашки, ловко сморкались в два пальца, мыли под краном руки и полоскали рот. Потом, разгоряченные, потные, обессиленные страшным напряжением первых часов работы, откашливаясь и сплевывая, рассаживались на досках, наваленных на полу рудничного двора.
