Очень важно было не перестараться в своей заботливости, побольше шутить с ним, даже над его глухотой, спрашивать с него как с нормального мальчика. Например, поручить вынести мусор, вытереть посуду. Мы стали подумывать еще об одном ребенке.
Когда ему было пять лет, мы переехали на новую квартиру. С сожалением расстались со старушкой-воспитательницей, он был у нее воспитанником с самым большим стажем. В подготовительной группе ему пришлось несладко, трудно привыкал. По утрам даже плакал. Но потом, кажется, все уладилось. Последний перед его смертью пасхальный седер мы устроили уже в нашей новой квартире. Приехали Асины родители и несколько ее старых теток, и он спел нам без ошибок «Чем отличается эта ночь…» своим каким-то прыгающим, низким голосом. Все хлопали и хвалили его. Дед, всегда хмурый и серьезный, смотрел на него с большим интересом, потом смахнул слезу и улыбнулся ему.
Иногда он снимал аппарат – когда хотел посмотреть книгу или когда строил что-нибудь, трактор или подъемный кран; мы звали его, а он не слышал, глубоко погруженный в свое безмолвие. Я даже завидовал его возможности прерывать связь с миром, наслаждаться этой особенной тишиной. Несомненно, физический недостаток задержал его развитие. Однако он умел использовать и преимущества своего положения. Иногда он жаловался на боль в ушах из-за слишком сильного шума в аппарате. Мы посоветовались с врачами, и они увидели в этом хорошее предзнаменование: часть нервов с возрастом начинала обнаруживать признаки чувствительности. Но действительное положение, сказали нам, прояснится только через несколько лет. Пока нельзя с уверенностью утверждать, мешает ли ему шум, или он просто хочет иногда понаслаждаться полной тишиной. Я сделал ему выключатель под рубашкой, около сердца, чтобы он мог выключать аппарат, не снимая его. Предполагалось, что он будет пользоваться выключателем только дома.
Мы купили ему маленький велосипед, на котором он мог кататься на тротуаре вокруг дома. Нашли ему новых друзей из соседских ребятишек. Он ладил с ними, а когда они, бывало, раздражали его, просто выключал аппарат. Как-то раз один из мальчиков пожаловался мне, что Игал нарочно притворяется глухим, когда не хочет дать какую-нибудь игрушку или поиграть в какую-нибудь игру.
Я сделал ему замечание, хотя мне понравилась такая его независимость…
Почему бы и нет?
В ту субботу, после обеда, за неделю до начала занятий в школе, он пошел к своему другу, который жил через четыре дома от нас, на той же стороне улицы. Друга не оказалось дома, и он, очевидно – я не уверен в этом, – выключил аппарат, возвращаясь обратно. Вдруг он увидел, что приятель его играет с детьми на другой стороне улицы. Они помахали ему рукой, зовя присоединиться к ним, и он стал переходить дорогу, погруженный в полную тишину. Машина, ехавшая по склону с небольшой скоростью (были обследованы следы торможения), гудела ему, но он не остановился, продолжал свой путь, погруженный в безмолвие, медленно, не спеша, приближался к роковой точке столкновения.
