В милицию Марина пришла во время, но лейтенант Гаврилин сообщил ей, что занят, и предложил подождать в коридоре.
В отделении было чистенько: следы недавнего ремонта угадывались в плохо отмытых стеклах окон, пятнах засохшей краски на ручках дверей и в том, что в коридоре еще стояли шкафы с бумагами, явно вынесенные на время ремонта из кабинетов, но так и не возвращенные на место. Марина удивилась тишине и покою, который можно наблюдать лишь в редких присутственных местах. «Странно, – подумала она, – но, может быть, здесь все происходит за закрытыми дверями и не предназначено для постороннего уха…»
– Исаева? – скучно спросил Гаврилин, открыв дверь кабинета. – Заходите…
Гаврилин был в кабинете один. Кабинет казался пустым – голые свежеокрашенные стены, столы без бумаг, унылые шкафы и сейфы. «Казенный дом… Нет женщин, способных создать уютную обстановку…» – Марина почувствовала, что впадает в уныние, что ей совсем не хочется вести разговор с человеком, который привычно сводит их общение к жестко определенному служебному минимуму.
Не дожидаясь приглашения, Марина села на стул, стоящий возле письменного стола. Участковый достал из папки какой-то листок бумаги, бегло просмотрел его и протянул Марине.
– Вот, ознакомьтесь, – сказал он. – Ваши показания, которые вы дали на месте убийства… Подпишите их, если у вас нет возражений…
Марина прочитала короткий текст, написанный по-детски беспомощным почерком. Ничего особенного в тексте не было – «обнаружила труп убитого гражданка Исаева Марина Петровна, проживающая в соседнем доме и увидевшая тело из окна своей кухни».
– Дайте мне ваш паспорт, – сказал Гаврилин. – Надо проставить данные паспорта и место прописки…
Марина протянула ему паспорт, участковый вписал в отведенные для этого графы нужные сведения и вернул документ.
– Вроде все правильно, – сказала Марина. – Где я должна расписаться?
Участковый поставил галочку в самом конце страницы и протянул бумагу Марине.
Она привычно, одним движением написала «Исаева» и потом добавила впереди – «М» (Марина).
