Да, конечно, это большая, отдельная тема. И фактов – от трагических до анекдотических – было здесь предостаточно. Даже и в советские, недавние времена, всячески пропагандировались и поддерживались властями так называемые «идеи и традиции народного костюма» – в противовес тому, что платные идеологи называли «тлетворным влиянием Запада». Словом, безразмерность этой темы была пугающей. Она касалась не только и не столько моды – она была связана с исторически оправданной борьбой нового и традиционного в искусстве. В жизни…
Вторая тема казалась более локальной. Столичная мода, любые столичные вкусы складывались в рамках официальных ограничений. Непозволительно было отставать от времени из-за опасности прослыть ретроградом. Но рискованно было и опережать время, потому что в этом случае ты мог произвести впечатление человека легкомысленного, излишне озабоченного своей внешностью и не способного на значительное, стоящее дело. Кирсанова приводила интересные примеры, сравнивая петербургское и московское отношение к модным веяниям. Так, она процитировала безымянного корреспондента журнала «Мода»: «Петербург наблюдает большое приличие в своей одежде, не любит пестрых цветов и никаких резких и дерзких отступлений от моды; зато Москва требует, чтобы во всей форме была мода: если талия длинная, то она опускает ее еще длиннее, если отвороты фрака велики, то у ней, как сарайные двери». Удивительно точно! Даже и для нашего времени… Именно в северной столице постепенно сложилась особая питерская стильность, сформировался сдержанный, но безупречный питерский вкус, который отдавал предпочтение вещам дорогим, неброским, но совершенным во всех отношениях…
Игорь верил, что ему удастся уговорить музейщиков одновременно с дефиле провести выставку исторического костюма. И если получится, показать работы лучших питерских мастеров прошлого. Он заранее представлял себе, как замечательно будут смотреться на стендах драгоценные вечерние платья Августа Лазаревича Бризака, личного портного императрицы Александры Федоровны (а какие портреты могут украсить выставку!), он хотел продемонстрировать и мундирные платья Ольги Николаевны Бульбенковой, которая одевала придворных дам соответственно принятому этикету. Его крайне интересовали костюмы, сшитые в мастерской Чернышева, а также туалеты, которые создавала Анна Гиндус, ученица самой Жанны Пакен… Как истинный оптимист, Игорь надеялся обнаружить и продемонстрировать некую преемственность традиций в развитии питерской столичной моды и тем, что создают современные – теперь уже «провинциальные»! – питерские модельеры, получившие наконец полную свободу экспериментировать и в костюме, и в самом модном бизнесе. Марина мало верила в эту затею. Ей казалось, что за семьдесят лет борьбы с модой не могли устоять былые традиции, и Игорю не удастся обнаружить хоть какие-нибудь следы когда-то знаменитого «невского шика» и провести желаемые параллели с достижениями сегодняшних модельеров. Да и сами эти достижения Марина считала более чем скромными. Правда, были и исключения. Марина высоко ценила работы Татьяны Парфеновой, которая традиционно представляла свои коллекции московской публике, и, надо сказать, с неизменным успехом… Сомневалась Марина и в том, что музеи поддержат инициативу Игоря. Они и сами периодически устраивали выставки исторического костюма – в рамках своих долговременных научных исследований, зачем им поддерживать чужую идею? Кроме того, хранители древностей старались не подвергать риску и без того чрезвычайно хрупкие экспонаты. Хотя кто знает? Игорь умел убеждать и обычно добивался своего…
