— Знаю, — ответил он. — Но не могли бы вы присмотреться к делу? Вы человек учёный, сумеете отсеять зерно правды от плевел лжи.
Я не знал, старается ли он польстить мне или действительно так считает. Однако, было всё так, как он говорил. Инквизиторов обучали трудному искусству познания человеческих сердец и умов, что в большинстве случаев позволяло безошибочно распознать правду.
— Господин Клингбайл, городские советы и суды проявляют неудовольствие, когда Инквизиция интересуется делами, которые её не касаются. Да и моё начальство, пожалуй, не будет в восторге от того, что вместо преследования иноверцев, еретиков и ведьм, я займусь обычным убийством.
Святая Служба не проникалась гневом, недовольством или роптаниями даже богатых, влиятельных мещан (гораздо больше мы вынуждены были считаться с дворянами, особенно с теми, кто происходил из высоких родов), но одним было положение официального посланника Инквизиции, а совсем другим — инквизитора, пытающегося совать нос не в свои дела и занимающегося частным дознанием. Ситуация менялась диаметрально, когда инквизитор обнаруживал явные следы колдовства или ереси. Тогда он мог взять власть над городом именем Святой Инквизиции. Однако, если он делал это неосмотрительно, нерасторопно или из низких побуждений, то мог быть уверен, что получит по заслугам за свои деяния.
— Немало заплачу, господин Маддердин, — Клингбайл понизил голос, хотя в гостинном зале пели так громко, что никто не смог бы нас услышать. — Только соблаговолите взяться за дело.
— Немало? А именно?
— Сто крон задатка, — произнёс он. — А если вызволите моего сына из тюрьмы, добавлю тысячу. Ну, пусть будет — полторы тысячи.
Это было поистине королевское вознаграждение. За полторы тысячи крон большинство граждан нашей прекрасной Империи зарезало бы собственную мать, а в придачу добавило бы нашинкованного отца вместе с братьями и сестрами. Но величина суммы свидетельствовала также о и том, что Клингбайл считал задачу чрезвычайно трудной, а, кто знает, может даже опасной.
— Дайте мне время до утра, — сказал я. — Подумаю над вашим щедрым предложением.
— До завтрашнего утра? — Он пожал плечами. — Завтра утром я пойду с этим к вашему приятелю. — Он указал головой на вход в зал, в котором Вагнер как раз выбивал ритм по столешнице большой, наполовину обглоданной костью.
— Дадите двести задатка, когда появлюсь в Регенвалде, — решил я, ибо, во-первых, кроны не росли на деревьях, а, во-вторых, мне нравились настоящие вызовы. — А если нет, то вольному — воля. — Я посмотрел на Вагнера, который как раз в этот момент упал лицом в миску, полную похлёбки.
