— Этот смотритель сейчас находится здесь?
— Нет, что ты. Он, должно быть, был здесь утром, но потом ушел. Ешь и не забивай себе голову такими незначительными вопросами, как то, откуда он пришел.
Клара и ее дом были полны неожиданностей, подумала я. Но усталость и голод давали о себе знать, и я не могла больше ни спрашивать, ни размышлять о чем-то, не имеющем отношения непосредственно к настоящему. Креветка, которая казалась за обедом такой большой, теперь ушла так далеко в прошлое, что мне едва удавалось о ней вспомнить. Тому, кто любит есть медленно, могло показаться, что я набросилась на плов, как голодный волк. Еще ребенком я никогда не могла расслабиться за столом и просто получать удовольствие от еды. Я всегда воображала себе ту гору посуды, которую мне придется мыть потом. Каждый раз, когда один из моих братьев брал еще одну тарелку или ложку, внутри меня все сжималось. Я была уверена, что они специально пачкают как можно больше посуды, чтобы мне потом было что мыть. К тому же, каждый раз во время еды мой отец затевал споры с матерью. Он знал, что она не сможет уйти из-за стола, пока все не закончат есть, поэтому использовал эту возможность для того, чтобы излить ей все свои жалобы и замечания.
Клара сказала, что мне не нужно мыть тарелки, хотя я и предложила ей свою помощь. Мы пошли в гостиную очевидно, одну из тех комнат, которые по ее мнению, не нуждались в электрическом освещении, потому что здесь царил полный мрак. Клара зажгла керосиновую лампу. Она загорелась ярко, придавая всему таинственный, но в то же время спокойный и уютный вид. Везде покачивались тени. Мне казалось, будто нахожусь во сне вдали от реальности, которую освещают электрическим светом. Клара, ее дом, эта комната — все, казалось, относится к какому-то другому времени, находится в каком-то потустороннем мире.
— Я обещала, что познакомлю тебя с нашей собакой, — начала Клара, садясь на диван. — Эта собака является неотъемлемой частью здешней обстановки. И ты должна быть очень внимательной с тем, что думаешь или говоришь о ней.
Я уселась рядом с ней.
— Что, это чувствительная, нервная собака? — спросила я, рисуя в воображении неприятную встречу с ней.
— Чувствительная — да, нервная — нет. Я считаю, что эта собака представляет собой очень развитое существо, но, являясь собакой, ей очень трудно, если вообще возможно, выйти за пределы представления о себе.
Я громко засмеялась, когда услышала, что у собаки может быть представление о себе. Я сказала Кларе, что ее утверждение кажется мне бессмысленным.
