Газета Завтра 816 (28/2009) | страница 51
Александр ПРОХАНОВ, писатель.
Актуальная история, которая на наших глазах протекает в этом нашем двумерном пространстве, она дана нам в неполном виде. Конечно, существует масса исторических тайн, тот самый конспирологический фон, который так никогда и не будет вскрыт. Но дело в другом: история протекает далеко за пределами земного существования, в какой-то трансцендентной реальности, где вращается ее полный, не двумерный, объем. Художник, в отличие от историка, окруженного и ограниченного методологической культурой, благодаря своей фантазии может подняться в эти метафизические сферы, в сферы объемов, в эти консилиумы смыслов, и там попробовать обнаружить большую историческую полноту, а потом вернуться сюда с этими добытыми знаниями. Отсюда романная, метафизическая история, которая не совпадает с нашей двумерной историей. В романе, мне кажется, я нащупал метаисторическую формулу, где соединяются фигуры Сталина и Николая Второго. Все наши газетные "завтрашние" попытки соединения красного сталинского и белого романовского периодов заканчивались неудачей, поскольку мы брали не те точки отсчета. Мы брали две кромки смыслов, которые между собой не соединяются, отторгают друг друга. Грубо говоря, объединение Фрунзе с Врангелем могло закончиться только неудачей. Эти враждебные кромки по-прежнему пылали, не желая соединяться. А вот Николай Второй, чье окружение пестрело республиканцами, демократами, августейшими любителями носить красные банты, был, по сути, последним монархистом, он уходил, будучи последним адептом монархической идеи. Он ушел на свою Голгофу, и, в конце концов, был причислен к лику святых, обретя метафизическую полноту. А Сталин, по сути, был первым монархистом и первым новым монархом. И после 1945-го года он стал в каком-то смысле и помазанником, соединив воедино народ, освятив себя и страну Победой. И мне кажется, что метафизическое соединение - последнего и первого монархиста, последнего и первого монарха, освящение этого соединения святостью привело бы к интегральным результатам.
Александр НАГОРНЫЙ, политолог.
Для меня, как для политолога, важна политологическая и политическая составляющая этого романа. Мне представляется, что роман скользит хоть и близко к поверхности нашей действительности, но все равно в нем доминирует гротескная составляющая, что мешает нам разглядеть картину текущего момента и увидеть некие перспективы. Впрочем, на страницах романа мы можем встретить целый веер идеологических типажей, обнаружить набор тенденций, определяющих, на сегодняшний день, развитие российского общества. Лично мне в романе не хватало того, что мы обычно называем народностью. Фигура главного героя при всей своей посконности не отображает, на мой взгляд, типаж русского, постсоветского человека, весьма далекого от проблем монархии и православия. Ведь существует некая непознанная необходимость увидеть, почувствовать коллективное бессознательное народа. О народе можно было бы сказать более жестко и более комплексно. Ведь народ наш охотно воспринимает все отвратительное, что происходит в обществе, и, как говорил товарищ Пушкин: безмолвствует. Исследуемая в романе монархическая модель, и если ее прикладывать к будущему России, вполне может стать бомбой для нашего государственного организма. Для тех, кто работает на дальнейшее расчленение России, на распад государства ультранационалистическая идея в монархической оправе - это то, что нужно! Внедрение такой модели еще больше отвратило бы широкие слои населения от государства, и привело, в конечном счете, к гражданской войне.