и ни в каком случае не подвигало его сознательное стремление к единовластию с видами политическими: то были порывы необузданного пьяницы, развращенного гуляки, и легко было ему найти исполнителей в массе разноплеменного и развращенного края. Имена их указывают на иноземное происхождение. Имя Еловит — как будто сербское; имя Лешко показывает, что отец его был лях родом. И с другой стороны, у Бориса был отрок угрин. Совершивши злодеяния, Святополк должен был обезопасить себя от киевлян. В самом деле, как же они признают князем братоубийцу? Но киевлян легко было привести к признанию княжеского достоинства за злодеем. «Созвав люди, нача даяти овем корзна (одежды), а другым кунами, и раздая множество». Кто были эти люди — передовые ли в городе — бояре, или простой народ? И то и другое возможно, а неясность поставляет нас в недоумение относительно этого важного обстоятельства. От кого бы ни зависела судьба Киева, а с ним и целой Руси в то время: от избранных ли классов или от народа, — в том и в другом случае легко можно было торжествовать неправде и прикрыться продажности. Действительно, Святополк даже мог одарить целый Киев. Все вознаградилось бы, как скоро он начнет собирать дань с подвластных народов и областей. Вот здесь открывается народная местная черта. Еще народ киевский не впал в рабскую покорность, но мог подпасть под всякую неправую власть посредством приманки его материальными выгодами. С другой стороны, Ярослав, прославленный летописцем столько же, сколько был проклинаем Святополк, по нравственным своим понятиям недалеко был выше Святополка: хитрый, жестокий, он вполне обрисовывается в поступке своем с новгородцами которых за избиение чужеземцев-варягов, созвавши тайно к себе, перебил. Другой не менее возмутительный поступок этого князя был с родным братом Судиславом.
[53]Чувственность, порывы наслаждаться жизнью, производя развращение нравов, не убивали, однако, в народе воинственного элемента — не доводили его до той изнеженности при которой народ делается неспособным ни к общему предприятию, ни к общему самосохранению. Столкновения с иноплеменниками, как выше мы сказали, не давали уснуть его молодым силам. В песнях великорусских о киевском периоде, где хотя последующие века положили сильно свой колорит, но где, тем не менее, нельзя не видеть следов глубоко древних: в характере тогдашних богатырей вместе с чувственностью показывается и удаль, и богатырство. На самых пирах отправлялись разные пробы удальства; борьба, стрелянье из лука в цель:
