И Курша поспешил к выходу из ожидальника, по пути сунув в руку Гейсу бумажку с именами пассажиров.
– У нас самые лучшие корабли, но мы дадим вам лучший из лучших!.. – донеслось уже из коридора. И Гейс остался наедине со священниками.
Сиятельный отец Мантий-Мукоделис оказался невысоким, коренастым, весьма преклонного возраста, в широких синих брюках, в свободной голубой рубахе почти до колен и подобии белой накидки-безрукавки. Длинная белая борода отца делилась на три части, каждую из которых по всей длине скрепляли многочисленные серебристые кольца, волосы, собранные на затылке в хвост, доходили почти до пояса, хвост также по всей длине перехватывали кольца. Загорелое лицо Мантий-Мукоделиса, с нехарактерным для священника твердо вырезанным подбородком, испещряли тонкие морщинки, из-под густых бровей по-молодому сияли карие глаза. Достойный брат Эхатештамп выглядел не настолько примечательно: ростом чуть повыше Гейса, среднего телосложения, с коротко стриженными черными волосами. Черты его бледного лица были довольно острыми, черные глаза глубоко посажены, а уши так прижаты к черепу, что казалось, они и вовсе отсутствуют. На нем были штаны и рубашка, застегнутая под самое горло – свободного кроя темная одежда.
Гейс сглотнул застрявший в горле ком и растянул губы в приветливую улыбку. Ужас, постигший его, не поддавался описанию. Это действительно были самые что ни на есть настоящие священники, а он-то уж успел понадеяться, что Эри-Рива или перепутал, или преувеличил…
– Доброго дня, Гейс, – с мягкой улыбкой произнес старик, слегка кланяясь, – да ниспошлет Великий Вселенский Разум тебе здоровья и благоденствия.
«Начинается….», – подумал Гейс, а вслух произнес:
– Рад приветствовать, надеюсь, путешествие вам понравится, сейчас мы пройдем на посадочную площадку, – он не удержался и тяжело вздохнул, – и, как говориться, полетим.
Мантий-Мукоделис согласно закивал, а достойный брат Эхатештамп всё смотрел куда-то в пол и особого интереса к Гейсу не проявлял, казалось, он к чему-то внимательно прислушивается.
С тяжелым сердцем Гейс вышел из ожидальника и повел своих пассажиров к стартовой площадке «Антарагона», чувствуя себя немного глуповато с этой мятой желтой коробкой «Бодрилокса» в руках. Свои вещи – две небольших черных сумки священники предпочли нести сами.
«Антарагон», – краса и гордость «Вельсеверы», занимал не только отдельную крытую взлетно-посадочную площадку, но имел так же троих персональных техников, в чьи почетные обязанности входило неусыпное бдение за звездным лайнером. Так как использовалась краса и гордость чрезвычайно редко и только в особых случаях, в обязанности техников входил профилактический осмотр, да натирание до блеска пульта и приборов. Подойдя к «Антарагону», Гейс так разволновался, что даже забыл о постигшем его горе в лице священников. Корабль густо синего цвета, с четырьмя плоскими острыми крыльями, с огромным обзорным иллюминатором, сверкающий и мощный, как посланец бездонных космических глубин, неизменно притягивал к себе мысли всех пилотов «Вельсеверы». Всё ещё не веря собственному счастью, Гейс замер у центрального входного шлюза, коснулся ладонью прохладной обшивки…
